Йохан Кройфф - Моя жизнь

Всё остальное – техника и скорость, финты и голы – придёт потом. Эта философия определяет моё отношение к футболу и к жизни. Я переносил её во всё, что делал: был ли это Тотальный футбол, который мы практиковали на поле, была ли это семейная жизнь или работа Фонда Кройффа – целью всего этого всегда были прогресс и стремление никогда не переставать становиться лучше.

Футбол был моей жизнью с самого начала. Мои родители были зеленщиками, у них была своя лавка в Бетондорпе, в нескольких сотнях метров от стадиона «Аякса» «Де Мер», что в Амстердаме, так что пришествие футбола в мою жизнь было неизбежно. Мой отец никогда не пропускал матчей «Аякса», и пусть свой талант я скорее всего унаследовал не от него, но зато он передал мне свою безусловную страсть и любовь к клубу. Говоря по правде, то, откуда взялся мой талант к футболу, – загадка. Я совершенно точно не перенял его от отца или деда, поскольку никогда в жизни не видел, чтобы они играли в футбол. Мой дядя, Геррит Драайер, брат моей матери, сыграл несколько матчей за первую команду «Аякса» на позиции левого вингера, но это было ещё в 1950-е, когда «Аякс» не входил в число самых знаменитых клубов Европы.

Отец рассказывал мне об игроках вроде Альфредо Ди Стефано, который всё знал о том, как нужно использовать свободное пространство поля, а также о Фасе Вилкесе, феноменальном дриблёре, блестяще обращавшемся с мячом. Он начинал движение из центра поля и по пути обыгрывал четверых-пятерых соперников. Что-то невероятное. Вилкес играл за «Ксерксес» из Роттердама, после чего выступал за миланский «Интер», «Торино» и «Валенсию». Доигрывать он вернулся в Голландию. Тогда я осознал, чего голландский футболист способен достичь на поле. Но телевизора у нас тогда не было, иностранные команды мы видели редко, так что большую часть его карьеры я мог наблюдать его игру лишь изредка. Что же до Ди Стефано, то его я смог увидеть своими глазами только в 1962 году, когда его «Реал Мадрид» приехал в Амстердам на финал Кубка чемпионов.

Для меня всё началось с улицы. Местность, где я жил, прозвали «Бетонной деревней», она была частью эксперимента по возведению дешёвого жилья после Первой мировой войны. Дома предназначались для рабочего класса, а мы, будучи детьми, старались проводить за пределами дома как можно больше времени; сколько себя могу помнить, мы всегда играли в футбол – везде, где только могли. Тут я и начал думать о том, как недостаток можно обратить в преимущество. Научился понимать, что бордюрный камень не препятствие на самом деле, а партнёр для игры в «стеночку». И благодаря этому камню я смог отрабатывать технические приёмы. Когда мяч отскакивает от разной поверхности под замысловатыми углами, ты должен уметь подстраиваться под него за секунду. На всём протяжении своей карьеры я часто удивлял людей тем, что бил или пасовал с таких углов, с которых они никак не ожидали подобного, но корни этого навыка уходят в детство, в то, как я играл, пока рос. Будет справедливым сказать то же самое и о равновесии. Когда падаешь на бетон, тебе, конечно, очень больно, и ты не хочешь испытывать эту боль вновь. Так что, играя в футбол, беспокоишься о том, чтобы не падать. Именно обучение игре таким образом, когда нужно всё время реагировать на происходящее вокруг, и наделило меня таким мастерством футболиста. Вот почему я – горячий сторонник того, чтобы молодёжь играла в футбол без шипов. Тренируясь в шипованных бутсах, они теряют многие часы тренировок на улице, многие часы постижения искусства держать равновесие и не падать. Дайте им обувь с плоской подошвой и поможете им лучше держать баланс.

Дома у меня жизнь была довольно примитивной, но мне было всё равно. Я вырос в тёплой семейной обстановке. Спал в той же комнате, что и мой брат Хенни, который старше меня на два с половиной года. В молодом возрасте такая разница очень велика. Но я играл в футбол так часто, как только мог, он жил своей жизнью, а я своей.

Я во многом смесь своих родителей. Социальные навыки у меня от матери, а хитрость от отца, я определённо хитрый человек. Я всегда ищу возможность получить преимущество, прямо как мой отец Манус. Он был шутником. У него был стеклянный глаз, и он постоянно предлагал людям сыграть с ним на спор в игру – кто дольше сможет смотреть на солнце. Он закрывал рукой свой здоровый глаз, а стеклянным смотрел на солнце примерно минуту, после чего забирал выигрыш – по пять центов с каждого пари. Моя мама Нел была очень общительной. В её понимании всё крутилось вокруг семьи. У неё было девять братьев и сестёр, так что вдобавок к девяти дядьям и тёткам у меня были дюжины кузенов. Плюс этого в том, что каждый раз, когда случалось что-нибудь плохое, кто-нибудь обязательно приходил на помощь. Один из родственников разбирался в печках и обогревателях, другой хорошо рисовал, и так далее – всегда можно было обратиться к кому-нибудь в случае возникновения проблемы. Но когда дело доходило до футбола, я оставался сам по себе – казалось, что интерес к этой игре обошёл стороной всех моих родственников.