Гиора Ромм - Одиночество. Падение, плен и возвращение израильского летчика

Вечером я позвонил им и попросил к телефону отца:

— Сегодня утром я летал на «Мираже», — сказал я.

Ответ не заставил себя ждать:

— Поздравляю. — И дальше — молчание.

Зная, какой эмоциональный человек скрывается за этим внешне невозмутимым фасадом, я продолжил разговор. Я немного рассказал ему о полете и сказал, что вечером в пятницу, во время субботней трапезы, мы сможем обо всем поговорить, и я расскажу ему о своих планах.

— Поздравляю, — снова сказал отец. И я точно знал, что сейчас он сидит дома, в своем любимом кресле, и на глаза у него наворачиваются слезы.

Невозможно пасть ниже, чем оказаться лежащим на жестком холодном полу одиночной камеры. На всей земле не найти места дальше, чем вражеская тюрьма во время войны. В Египте я не до конца понимал, насколько жизненно важным будет для меня летать — причем не просто летать, а служить в боевой авиации и летать на истребителе. Для меня это был единственный способ вернуться к старым добрым временам, к своей прежней жизни.

В Египте, в одиночном заключении, я твердо решил, что снова буду летать — может быть, только потому, что заявил об этом Саиду в тот судьбоносный момент, когда боролся за сохранение своего человеческого достоинства и независимости, за сохранность своей маскулинности. Прямо скажем, совершенно ребяческая причина для того, чтобы вновь оказаться в самолете, летающем с двойной звуковой скоростью на высоте, когда небо из голубого становится насыщенно-синим [69] С увеличением высоты цвет неба становится более синим. В стратосфере, где рассеивание происходит в основном только на молекулах воздуха, а плотность его невелика, цвет неба черно-фиолетовый. По наблюдениям космонавтов, на высотах 300 километров небо черное, при этом даже днем хорошо видны звезды. . Однако здесь, в Израиле, после того как с техническими моментами было покончено — да, я могу пилотировать «Мираж», — мне необходимо было приступить к выполнению куда более трудного задания, которое будет труднее самого пребывания в плену — стереть все следы внутреннего плена.

Сольный полет, который я совершил через тринадцать месяцев после возвращения из Египта, показал, что у меня наконец есть «технические средства», необходимые для возвращения прежней жизни. Я вновь стал одним из ста израильтян, которые могут залезть в кабину «Миража» и поднять его в воздух. Теперь мне нужно было решить, готов ли я предпринять нелегкое путешествие (гораздо более суровое, чем я тогда предполагал), чтобы изгнать плен из своей души.

Летом 1971 года я сообщил Ифтаху Спектору [70] Израильский бригадный генерал, военный летчик-ас, сбивший 12 самолетов противника. , командиру эскадрильи «Миражей», где я числился последние шесть месяцев, что из пилота, ограничивающегося тренировочными полетами, я могу снова стать летчиком, участвующим в решении боевых задач эскадрильи. Это было решение, достигнутое после долгих разговоров с самим собой.

С тех пор как я вернулся на «Мираж», я принципиально ни с кем не обсуждал этот шаг. Я не думал, что могу рассчитывать, что кто-то в ВВС будет готов объективно обсуждать со мной неудобные вопросы пилота-инвалида, вернувшегося из плена и желавшего снова летать, и более того, участвовать в боевых вылетах. Удивительнее всего было то, что ни один командир любого ранга даже не попытался погрузиться в эту тьму.

Гиора летает? Не делает никаких проблем? Не просит никакой помощи? Ну и прекрасно! Пошли в офицерскую столовую, пора обедать.

То, что мои командиры тщательно избегали говорить со мной на эту тему, было, несомненно, связано со слабыми психологическими способностями тогдашних офицеров. Впрочем, не исключено, что неразвитость и даже отсутствие подобных навыков является неотъемлемой частью характера армейского командира. Именно это позволяет ему выдержать напряжение, неизбежное в армейской жизни и особенно на войне. Возможно, это было связано со спартанским воспитанием, полученным большинством из нас в сороковые-пятидесятые годы, или с идеологией, считавшей коллектив намного важнее индивидуума. Может, просто всем нам свойственно проявлять осторожность, когда нужно лезть в темную пещеру, полную скорпионов; в черную дыру, которая в один прекрасный день может поглотить и нас. А кроме того, многим хотелось думать, что, если с ним случится нечто подобное, он без труда выпутается из этой передряги целым и невредимым — вот взгляните хотя бы на Гиору!