Иван Никитчук - Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

Шевченко горячо, как все, что он делал, увлекся идеей систематически издавать серию гравюр с объяснительным текстом под общим названием «Живописная Украина».

Первые же его рисунки в этой серии были посвящены исторической и современной жизни народа.

Шевченко изготовил и отпечатал всего лишь шесть рисунков серии. Это яркие жанровые сцены из крестьянского быта: «Сваты» и «Мирская сходка» («Народный суд»), офорт на историческую тему «Приношение от трех держав даров Богдану Хмельницкому и украинскому народу в 1649 году» («Дары в Чигирине»), композиция на сюжет известной украинской народной сказки «Солдат и смерть» («Сказка»), наконец, два лирических пейзажа: «В Киеве» и «Выдубецкий монастырь».

Самыми ожесточенными врагами шевченковского замысла оказались украинские паны-либералы, увидевшие, что художник намеревается в своей «Живописной Украине» воспевать не «классовый мир» между помещиками и крестьянами и не националистическую романтику прошлого, а трудовой народ, его повседневный быт и борьбу за свои права…

— Вы правы, Тарас Григорьевич, — после некоторой паузы отозвался его попутчик. — Я завидую вашим прекрасным планам на будущее и рад за вас, можете рассчитывать на меня во всех ваших добрых начинаниях… Но боюсь, Тарас Григорьевич, — жмурясь от солнечного света, отозвался Солонин, — что ваш оптимизм насчет «чуть-чуть, и мы дома» вряд ли оправдан. В этом году Днепр разлился особенно широко и паром еще не налажен.

— Да не может того быть, чтобы мы не нашли хоть какую-нибудь посудину, которая перенесет нас на правый берег, — рассмеявшись, сказал Шевченко…

Они отпустили коляску и стали спускаться к Днепру.

— Захар Константинович, а вон и лодка, которая нас перевезет, — заметил Шевченко, указывая на открывшийся берег Днепра.

— Боюсь, что на эту лодку нас не возьмут, — приглядевшись, ответил Солонин. — Она предназначена для переправы почты и курьеров. Вон возле нее даже жандармы стоят.

— Давай хорошенько попросим… Вдруг согласятся. Да и курьеров никаких не видно.

Шевченко и Солонин спустились к Днепру и подошли к стоящим возле лодки квартальному надзирателю и двум жандармам.

— Господа, — обратился Шевченко к жандармам, — не выручите ли нас в беде, перебраться на тот берег?

— Не положено брать на лодку посторонних, — ответил квартальный надзиратель, стараясь не глядеть на Шевченко.

Шевченко заметил, что квартальный косит. Еще с детства, сам не зная почему, Тарас Григорьевич не любил косоглазых и не терпел встреч с ними. Какое-то недоброе предчувствие возникло где-то в душе, но он постарался его заглушить.

— Я вижу, — вмешался Солонин, — что вы намереваетесь переправляться без всякого груза. Я вам хорошо заплачу…

Квартальный переглянулся с жандармами и старший из них кивнул головой.

— Не положено, господа, — сказал квартальный, — но вижу, что вы господа благородные… Влезайте в лодку.

Лодка ждала именно Шевченко, и квартальный с жандармами разыграли эту комедию с единственной целью, чтобы Шевченко не смог освободиться от каких-либо улик.

Шевченко и Солонин разместились в лодке, в нее же погрузились жандармы с квартальным надзирателем, дружно налегли на весла гребцы, и она отчалила от берега.

Преодолевая быстрое течение, лодка медленно продвигалась к правому берегу реки. На середине Днепра к Шевченко обратился квартальный надзиратель:

— Вы Тарас Григорьевич Шевченко?

— Да, — ответил ничего не подозревающий Шевченко.

— У нас есть приказ арестовать вас. Вы арестованы. Прошу соблюдать спокойствие и передать мне все, что у вас имеется с собой.

Жандармы переместились ближе к Шевченко, отделив его от Солонина.

На какое-то мгновение Шевченко растерялся, негромко проговорив:

— Вот тебе, бабушка, и свадьба…

Но быстро пришел в себя. Он протянул руку под пальто, вытащил сверток бумаг и выбросил его в Днепр по течению.

— Поворачивайте лодку! — закричал квартальный гребцам. — Быстрее, олухи!

Лодка быстро догнала сверток, который выловил из воды один из жандармов.

— Нехорошо, господин Шевченко, — пожурил поэта с ехидной улыбкой квартальный надзиратель.

— Господа, — обратился к надзирателю и жандармам Солонин, желая выручить поэта, — может быть, мы договоримся с вами в отношении вот этого свертка бумаг, тем более уже серьезно подмоченного. Доставка его в полицию никаких благодарностей или наград вам не даст… Я готов заплатить вам за него прямо сейчас 500 рублей серебром.