— Эй, на самолете, осторожно, поле заминировано!
— Так проводите нас!
— Не можем, не знаем схемы и не имеем миноискателя.
Настаивать было бесполезно, и Борисенко решил сам продолжить путь через минное поле до самых окопов. Он полз ощупью, осторожно исследуя каждое подозрительное место. Времени эта операция заняла много, но все обошлось благополучно, и уже по проторенной тропке с помощью красноармейцев переправил раненых членов экипажа.
Их поместили в тесной землянке — тот же окоп, только с крышей над головой. Появилась медицинская сестра, обработала раны, сделала перевязку. Раны не опасны, но требуют стационарного лечения. Штурман ранен в ногу выше колена и в мякоть руки, стрелок — в плечо, и у него перелом кости руки — сестра наложила примитивные шины.
— Ну вот и — весь наш комфорт, — сказал старшина, уложив раненых на веточные нары.
— Спасибо, больше и не требуется, — ответил Борисенко. — А теперь проводите меня к своему командиру.
— К какому командиру? Здесь только капитан…
— К такому, который бы дал машину, чтобы отправить раненых в тыл.
Командир батальона, капитан, встретил его по-дружески:
— Что, лейтенант, бьют фрицы, сбивают?
— Мы тоже их сбиваем. Я — его, он — меня. Один-один — ничья.
— Да, ничья. А нам до ничьей еще далеко. Большой перевес пока на стороне врага.
— У нас тоже… Меня атаковали четыре истребителя.
— Как говорил Суворов: «Врагов не считают, их уничтожают». Тяжело нам пока. Потери мы еще будем нести, отступать, возможно, еще будем. Бойцы это понимают, но конечная наша цель — победа.
— Но что-то у вас здесь тихо и спокойно. Вроде передовая линия фронта, а стрельбы не слышно.
— Передовая там, вы ее не заметили. А здесь нечто вроде второго эшелона. Мы здесь на отдыхе и доукомплектовываемся, залечиваем раны.
Наутро командир нашел в соседней части грузовик, направлявшийся в Клин за боеприпасами. И на этой машине Борисенко разместил своих раненых товарищей.
— Большего сделать не могу, — как бы оправдывался капитан. — В Москву нет транспорта. Только в Клин.
— Можно и в Клин. Лишь бы поместить раненых в госпиталь или в любую другую больницу.
В Клину Борисенко удалось определить раненых в санчасть на аэродроме. Распрощавшись с товарищами и пожелав им скорого выздоровления, он теперь был озабочен, как бы добраться до расположения своей части. На аэродроме ничего утешительного не подвернулось — рейсовых самолетов не было, пришлось рассчитывать на наземный попутный транспорт.
Направляясь в город, Борисенко обратил внимание на одну молодую женщину с восьмилетним мальчиком. Она, прислонившись к забору, горько рыдала, а мальчик держал ее за руку, опустив голову, молчал.
— Что случилось, что с вами, может быть, я смогу помочь, — участливо спросил Борисенко. Не мог он пройти равнодушно мимо чужого горя.
Женщина плакать перестала, но молчала. Она вытирала заплаканное лицо тряпкой и не поднимала глаз. Молчал и мальчик. Борисенко внимательно рассматривал их. Чувствовалось, что эту женщину постигло непоправимое горе.
— Что у вас с рукой? Перелом? Вам же нужна немедленная медицинская помощь! — проговорил Борисенко. — Пошли со мной.
Она впервые подняла на него глаза, глубокие, бездонные черные глаза, густые черные изогнутые брови и очень красивое лицо, красоту которого не омрачило даже большое горе. Женщина молча, покорно последовала за Евгением.
Она заговорила. Сначала несмело, невнятно, отрывками, потом все смелее, затем с ненавистью и ожесточением, и эта ненависть передавалась единственному слушателю, и он готов немедленно мстить и мстить коварному фашистскому зверю за поруганную честь Родины, за…
Евгений определил женщину в санчасть, где были его члены экипажа, а из рассказа ее Борисенко узнал следующее.
Муж ее — военный, майор. Воинская часть, в которой служил, располагалась на севере Белоруссии. Предстояло перебазирование в летние лагеря, и он решил на лето, а может быть, на весь лагерный период отправить семью— жену и двоих детей, мальчика восьми лет и девочку четырех лет — к ее маме.
Привез он их 20 июня и тут же возвратился в часть. Здесь и застала их война.
Выезжать отсюда они не собирались, да и некуда. Ведь никто не предполагал, что немцы доберутся сюда, причем так быстро. Фашисты — как снег на голову, Прибегает мальчик с улицы, и прямо с порога:
— Мама, бабушка! Немцы в селе!
— Да что ты, бог с тобой, откуда? — не поверила бабушка.
Читать дальше