Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

Так, например, по каналам разведки мы получили достоверные данные о том, что Амин решил расправиться с видными представителями движения «Хальк» Ватанджаром, Гулябзоем и Сарвари. Ватанджар вообще был ближайшим другом и соратником президента, которого он называл не иначе как отцом (кстати, Тараки платил ему ответной отцовской любовью и тоже при всех обращался как к сыну).

Было очевидно, что на очереди теперь уже сам Тараки. Разумеется, мы не могли оставаться безучастными наблюдателями готовящейся расправы над патриотами, над искренними друзьями Советского Союза.

Ватанджара, Гулябзоя, Сарвари и еще одного афганца советским разведчикам удалось уберечь от аминовской охранки буквально в последний момент. По указанию Центра сотрудники нашей резидентуры в Кабуле посадили всю четверку в автомашину и, специально попетляв по улицам, чтобы засветиться, имитировали их вывоз за город. На самом же деле афганцев доставили на нашу конспиративную квартиру, находившуюся буквально под носом аминовских спецслужб почти в самом центре Кабула. Использовавшийся для этого автомобиль был разобран по частям и разрезан сварочным аппаратом, а его остатки закопаны в землю.

С помощью этого приема и дезинформации, подкинутой службам Амина, погоню удалось направить по ложному следу, палачи долго потом рыскали по всей стране, но, разумеется, так никого и не обнаружили.

Первоначально планировалось вывезти Ватанджара и его товарищей в цинковых гробах под видом тел умерших советских специалистов, но затем был найден менее театральный, но тоже вполне надежный вариант — их погрузили в самолет в ящиках с каким-то оборудованием и отправили не в Союз, а в одну из соцстран, где они и пробыли несколько месяцев, прежде чем перебрались в Москву. Амин так никогда и не узнал, куда подевались его несостоявшиеся жертвы.

В октябре 1979 года, как мы и предполагали, был смещен с поста президента, а затем зверски убит Тараки.

Когда незадолго до этого он по пути из Гаваны с конференции движения неприсоединения сделал кратковременную остановку в Москве, Брежнев на основании данных, полученных по каналам советской разведки, лично предупредил его о грозящей опасности. Тараки поблагодарил за сообщение, сказал, что примет необходимые меры предосторожности, и все же решил, несмотря на все уговоры, лететь в Кабул. Это было всего за две недели до его гибели.

Нельзя сказать, что Тараки не поверил той информации, с которой ознакомил его Брежнев. В беседе с нашим послом, состоявшейся после возвращения в Кабул, он прямо говорил, что отнесся к ней очень серьезно. Да и поведение Амина должно было рассеять все сомнения, даже если они еще оставались: на все предложения о встрече премьер отвечал отказом и даже не являлся по вызову президента. А Тараки, со своей стороны, никаких попыток изолировать Амина или хотя бы отстранить его от исполнения обязанностей не предпринимал, верил, что тот в конечном счете одумается, да еще уповал на свой авторитет в обществе. Эти заблуждения стоили ему жизни.

Устранением Тараки по приказу Амина руководил начальник президентской гвардии генерал Якуб. Для начала он взял под контроль резиденцию президента, затем поместил Тараки под домашний арест, объясняя его отсутствие для внешнего мира болезнью. Спустя несколько дней в комнату, где содержали узника, ворвались четверо заранее подобранных Якубом гвардейских офицеров, бросили на пол матрац, повалили на него свою жертву и, придавив сверху подушкой, хладнокровно задушили.

Один из убийц вспоминал потом, что «пришлось помучиться не меньше пятнадцати минут», прежде чем наступила смерть…

Тараки тихо похоронили на кладбище в Кабуле, официально объявив, что он умер от сердечного приступа. Никто, разумеется, в эту версию не поверил, но все молчали — дворцовые перевороты были ведь здесь не в диковинку.

Во время одного из моих очередных визитов в Кабул Бабрак Кармаль водил меня по королевскому дворцу, показывал комнату, где разыгралась эта трагедия, как, впрочем, и то место, где полутора годами раньше расстреляли семью Дауда…

Трое непосредственных исполнителей этого грязного преступления, имена которых известны, вскоре бежали, сначала в Иран, затем в другую страну, где их следы затерялись, а вот четвертый после ввода наших войск вдруг объявился, и не где-нибудь, а в советском посольстве в Кабуле!

На прием к дежурному дипломату — сотруднику МИД СССР — пришел глубоко взволнованный, на грани истерики человек и объявил, что он один из убийц Тараки. Плача и дрожа, он без устали причитал, что глубоко раскаивается в содеянном и хочет рассказать о том, как все происходило на самом деле, ответственному представителю посольства. Дежурный вовремя не сориентировался и заставил посетителя более сорока минут ждать в приемной, пока он разыскивал действительно ответственное лицо. Когда в холл вбежал наконец наш работник, след таинственного визитера уже простыл.