Владимир Крючков - Личное дело.Три дня и вся жизнь

За время заключения их у меня было восьмеро. Все разные по возрасту, характеру, семейному положению, по профессии, местожительству, причине ареста. Но есть общее — все они оказались близкими по несчастью, и горе, независимо от его конкретной сути, сделало их единострадальцами, понимающими, сочувствующими друг другу, короче говоря, товарищами по беде. Среди них были по-своему яркие, неординарные люди — по колориту прожитого или по числу лет, проведенных в заключении, по ту сторону закона, по мукам, на которые они себя обрекли.

Каждый живет своим миром, своим несчастьем, копается в своей душе, своей памяти, выискивает любую зацепку для защиты, испытывает сожаление по поводу происшедшего. «Терзать себя прошлым не стоит», — много раз говорили они.

Не знаю, возьму ли я когда-нибудь на вооружение этот постулат. Горечь от тяжелых дум, убежденность в том, что ты хотел только хорошего, ничего не желая лично для себя, постоянно держат душу и сердце в напряженно-тягостном состоянии. Привыкнуть к столь узкому миру теоретически и практически невозможно, вынужденно смириться — да.

Так кто же эти люди — товарищи по тюремному несчастью? Начну с первого, с кем познакомился.

26 августа я, как сказано выше, прибыл из следственного изолятора г. Кашина в «Матросскую тишину». Часа в четыре утра вошел в камеру, прошу прощения, меня ввели. Я представился, назвал свою фамилию, имя, отчество. В ответ — изумленные лица находившихся в камере заключенных. Сказал, что очень трудно перехожу на «ты», этой особенности верен постоянно. Они восприняли мое замечание с удивлением, но впредь никто из них не отступил от такой формы общения со мной.

Первому было 47 лет, небольшого роста, крепкого телосложения. На груди, руках обильная татуировка. Следит за собой, идет ли к следователю, адвокату или на прогулку, всегда опрятно одет: выходные брюки отглажены под матрацем, ботинки блестят от постного масла.

Жизнь свою вспоминает с болью в душе. Родился в тюрьме в небольшом городке недалеко от Оренбурга. Мать вместе со своей сестрой за хищение государственного имущества была осуждена на десять лет лишения свободы и отбывала наказание в исправительно-трудовом лагере. В то время порядки были строгие, беременность, а затем ребенок не являлись основанием для освобождения от наказания. В лагере отбыла наказание полностью.

Двухлетним ребенком его отдали бабке, у которой он воспитывался до пяти лет, потом жил у дяди, а по выходе матери из тюрьмы в 1953 году стал жить у нее.

В школе учился так себе, переходил из класса в класс с посредственными оценками, убегал с уроков, пропускал занятия.

Жил в разных городах Средней Азии — в Самарканде, Ташкенте, Душанбе. Рано, в 15 лет, стал работать — строителем. Дело спорилось, на работе ценили, заработки были хорошие. Товарищи подметили у него смекалку, старание, руки умели многое.

Подошло время идти в армию, служить хотелось. В армии стал связистом, специальность освоил быстро, получалось все здорово. Срок службы подходил к концу, и ему предложили остаться в армии на сверхсрочную службу.

Решил демобилизоваться. Вспоминает об этом с сожалением, считает, что, останься он в армии, жизнь его могла бы сложиться иначе: не видел бы тюрем да лагерей, не пришлось бы испытать столько мучений и горя.

После армии вернулся к матери в Душанбе. То ли в силу какого-то внутреннего влечения, то ли из желания пожить получше начал понемногу приворовывать, занялся спекуляцией. Появились деньги, а с ними веселая жизнь — рестораны, женщины.

В 21 год — прочная связь с женщиной. Ей было уже за 25. С ее стороны любовь была большой, настоящей. Она захотела стать матерью, иметь от него ребенка без всяких обязательств. Родила двойню, замуж не вышла и счастливо живет. Он бывал у нее, и не раз, помогал материально.

В 25 лет получил первый срок — пять лет лишения свободы за кражу. Отбыл два года, освободили досрочно.

Совершил еще одно преступление — кражу, и новый срок — пять лет лишения свободы. Уже находясь в заточении, совершил еще одно преступление, да еще плюс побег — и к старому сроку добавили новый — шесть лет. Итого 11 лет — и все день в день отсидел.

Тяжкими были эти одиннадцать лет. Особенно трудной была тайга, до 50 градусов мороза, к месту работы восемь километров; преодолевали пешком, туда и обратно.

Лесоповал валил и людей, многие не выдерживали, умирали. По его рассказам, за два года работы на лесоповале из 130 заключенных выдержали только девятнадцать. Остальные или не выжили, или больными были возвращены в лагерь.