Владимир Ландер - Восхождение на театральный Олимп

Конечно, в выборе репертуара требуется особое чутье, как говорил Олег Табаков — чуйка, особый нюх, который приходит к режиссеру с годами, опытом, мудростью. Не каждому дано в своем Отечестве разглядеть белорусскую оригинальную, злободневную пьесу. Поэтому сценические премьеры наших драматургов чаще всего афишируются далеко за пределами Беларуси. Как-то Михаил Станиславович рассказывал, что Анатолию Кудрявцеву поздно вечером позвонила завлит Ленинградского БДТ имени М. Горького и спрашивает: «Что вы там такое написали, что Товстоногов заставляет меня срочно лететь к вам и забрать пьесу?» Оказывается, Георгий Александрович где-то случайно услышал, что автор пьесы «Иван и мадонна», талантливый белорусский драматург, написал новое произведение, и тут же потребовал доставить его в театр. Вот такой оперативности тогда еще не хватало художественным руководителям театров республики, поэтому многие театральные белорусские изюминки-шедевры запросто ускользали из рук местных режиссеров. А Михаил Ковальчик перенял этот дар у Товстоногова, и в его бытность театр Бобруйска своей режиссерской группой поставил добрый десяток спектаклей по пьесам белорусских авторов: «Золотая медаль» И. Шамякина, «Персона нон грата» Н. Мисюка и В. Яковенко, «Операция “Сабина”» С. Свиридова. На малой сцене, которую создал на третьем этаже театра Ковальчик, около года исполняя обязанности директора, режиссер Виталий Барковский поставил спектакль Евгения Шабана «Шрамы на сердце», который потом перенесли и в школьную, и в студенческую аудиторию, так как его можно было играть в непосредственной близости от зрителя и даже в контакте с ним. Это все потому, что у театра просто не было больших постановочных средств и приходилось опираться на энтузиазм исполнителей. А в портфеле театра хранились готовые к постановке пьесы «Марьин обелиск» А. Кудрявцева, «Аукцион» А. Делендика, «Мой друг великий человек» А. Петрашкевича. Но ставить спектакли по пьесам местных авторов было довольно хлопотно.

Выступая на очередном семинаре режиссеров и драматургов Белорусского театрального общества, Михаил Станиславович сетовал: «Несмотря на художественную незавершенность, я ставил в репертуар пьесу белорусского автора, когда видел в ней созвучную моим мыслям и настроениям острую злободневную проблему. Мне казалось, что художественные качества мы восполним гражданской страстностью и последующей доработкой совместно с актерами. К сожалению, это не всегда удавалось. Я все больше и больше убеждаюсь, что в репертуар театра надо брать уже полноценное в художественном отношении драматургическое произведение». Театральный критик Татьяна Орлова в печати делает вывод: «Такой путь связан с заботами, риском, неудачами, но всегда вызывает уважение. И в первую очередь идейные и художественные склонности театра проверяются на выборе пьес белорусских авторов». Этот крест всегда тяжелым бременем ложится в основном на плечи художественного руководителя театра.

Буквально через два года после назначения Михаила Станиславовича на должность выездная сессия Белорусского театрального общества устроила молодому главному режиссеру в Бобруйске восемь сценических просмотров с пристрастием. Опытные театральные деятели не ожидали таких резких и репертуарных, и творческих, и организационных перемен в местном театре. После этого по Белорусскому телевидению демонстрировались два спектакля бобруйчан — «Искры в ночи» А. Асташонка и «Наваждение» А. Галина. Итоги очередной сессии бурно освещались в республиканской печати. Как отметила газета «Звязда», в театре «.преобладает жанр психологической драмы с явным уклоном в камерное бытописание. Но есть и другие инсценировки. «Лестница в небо» М. Слуцкиса — это социальная драма. А вот «Талант любви» Н. Думбадзе — имеет философскую направленность. «Печка на колесах» Н. Семеновой — это лирическая комедия. Режиссура М. Ковальчика — конкретная психологизация характеров. Через художественные образы он идет до утверждения главной мысли». Новому главному режиссеру все-таки удалось взбудоражить труппу своей творческой и организаторской страстью. Михаил Станиславович с ходу стал ставить перед труппой космические цели, хотя и понимал, что она пока летает только на «кукурузнике». Это была попытка ломать психологию, как говорится, через колено. Он стал настоящим возмутителем спокойствия провинциального театра и из «тихого омута» вытащил на-гора золотой запас мастеров сцены, света и музыки, сценографии, заставил их поверить в свои силы, возможности и засверкать на сцене, как самородки после кропотливой огранки умельца. А судьба самого «ссыльного» в провинциальный театр главного режиссера одарила воистину «золотым» периодом театральной карьеры, несмотря на то, что он тогда работал без устали — на износ.