Леонид Саянский - Три месяца в бою. Дневник казачьего офицера

— Откуда вы? — оказывается, проходом через Осовец. Меняется обстановка, и очень резко. Вот и «рокируемся».

Опять, конечно, вопросы: ну, как у вас там? Как немцы? Что нового?

И самые разноречивые ответы.

Одни ругаются, другие все хвалят.

Сходятся все на одном, что:

— Немец — серьезный враг, и что у нас в эту кампанию блестящее руководительство. Бывают, конечно, прорухи, но… от этого ведь на войне не убережешься… Кормят отлично… Снабжены всем… Одно горе — с письмами! Ничего не получается из дому.

Один толстенький штаб-ротмистр убитым тоном объяснял всем, что, вот, мол:

— У меня жена родить собралась, когда я ушел… А у ней роды всегда тяжелые… Двенадцать телеграмм и писем туда послал, — а так и не знаю — жива ли она, умерла ли… Есть ли ребенок…

Действительно, «корявое» положение!

В конце столовой послышались грузные, уверенные шаги. Все встали. Вошел генерал Р., командующей пока армией. За ним его штаб и наши «старики».

Наш генерал представил нас командующему.

Затем завтрак продолжался, но уже более чинно и тихо.

После завтрака обстановка начала выясняться.

По сборе всей дивизии мы должны были занять укрепленные позиции на нашей границе у Граево и… ждать. Дальнейшее зависело уже от судьбы.

У нас вырвался вздох облегчения, ибо мы еще в поезде побаивались, что нас могут оставить гарнизоном в крепости… А это удовольствие серое!

Закипала работа. На железнодорожной станции шла суматоха. Подходили все новые и новые эшелоны. Одни высаживались здесь, другие продвигались дальше, за крепость, чтоб не затормозить движение пробкой из тысяч тел. Получались и лихорадочно изучались карты района действий. Летали взад-вперед приказания, словесные и письменные. Я попал в страду. За эти сутки я раз пятьдесят носился по всей крепости и по окрестным местечкам, то верхом, то на мотоциклете, то на автомобиле. Передавал приказания, отвозил карты, проверял номера эшелонов, ругался с начальником станции и спал за сутки всего 4 часа… Но работа на голодные зубы веселила и пьянила? и я чувствовал себя великолепно…

Сегодня после обеда двигаемся дальше.

25 августа

Мы на позициях. Так же весело светит солнце. Так же ярко горит в его лучах желто-красная листва деревьев. На полях пусто и мирно. Хлеб уже собран. По утрам и на вечерней заре на юг тянутся бесконечные стаи птиц, ныряющих в светлой, осенней лазури неба. Как все тихо и мирно!

Но это только кажется!

В этих уютных перелесках круглые сутки лежат притаившиеся секреты. Днем для шпионов, вечером — для противника. А мирные на вид поля?

Вы идете по жниву. Тишина. Воздух чудесный.

Какая благодать вокруг!

И вдруг — бух! Валитесь куда-то… И с изумлением видите себя на дне здоровенного окопа, удачно замаскированного кустиками и вялой зеленью.

Вокруг вас песочно-серые фигуры солдат, со смехом встречающих ваше эффектное вторжение в их среду.

— Не ушиблись? — заботливо спрашивает большебородый унтер с двумя «Егорьями» за Артур на измазанной груди рубахи.

Смотрите налево, направо…

Узкий и глубокий ров опоясывает незаметную неопытному глазу возвышенность, дающую великолепный обстрел и командование над окрестностями. В окопе весело и даже, если хотите, уютно по-своему. Винтовки установлены в пирамиды. Весь окоп разбит на участки, повзводно. У каждого свое место и у бруствера, для огня, и внизу, для отдыха. Правда, там от свежевзрытой земли сыровато, но это не суть важно; зато весело! Обед привозят вовремя. Вовремя сменяют дежурную часть, заменяя один полк другим. Погода — лучше желать нельзя! Не жарко и не холодно. И даже белую булку достать можно в поселке и распивать чаи, сидя под прикрытием саженного бруствера. И развлечения есть: то шпиона в леске поймают, то аэроплан немецкий кружится, да высматривать все, что внизу делается, станет…

Штабы полков и наш штаб в самом поселке разместились.

Поселок брошен, или почти брошен жителями, напугавшимися вздорных слухов о подходе немцев.

Беднота-то еще живет, а кто побогаче, да потрусливее, значит, — давно уже выехали. Лавки и маленькие магазинчики заперты. Частные дома заколочены.

Мы разместились всем штабом в покинутом здании таможни. То есть не в самой таможне, а в квартире ее директора. Жалко и досадно видеть, как по людской глупости и трусости разрушены уже сложившиеся надежно и уклад исто семейные очаги.

Очевидно, семья нашего бывшего хозяина квартиры бежала в паническом страхе. Иначе ничем нельзя объяснить этот кавардак во всех одиннадцати комнатах. С собой взяты только деньги, драгоценности и необходимое платье. Книги, костюмы, дамское и детское белье, лампы, картины, ковры, посуда и мебель — все брошено в беспорядке. По опрокинутым картонкам и корзинкам, с кучами валяющейся подле них на полу рухляди, видно, как торопились укладываться, совали что попадется под руку в узлы, бросали нужное и брали ненужное одуревшие от испуга люди.