Вениамин Додин - Беглецы

— Тибе–то? С тобою прошше: хто ты таков ессь — взессь тибе, элиф ни взессь?… Вставай!

Мы позавтракали рыбкой «домашней выделки», ломтем ветчины, куском пирога. Запили молоком /пирог и молоко — Полины Иоганновны/. Оделись. И вышли в прозвездившуюся ночь, захлебнувшись морозным воздухом. Вьюги как не было. Но снегу намело до стрех — выше головы. Аркаша тихонько присвистнул. Сразу — из–под сугробов — десятка два одинаковой черно–белой масти лаек завертелось, заплясало вкруг нас. Каждая ткнулась носом в унты, в лицо хозяину. По разу вежливо поздоровалась со мною. Потом все собаки уселись кружком, позевывая в нетерпении, поглядывая в сторону стайки–конюшни. Когда ворота ее распахнулись вовнутрь, оттуда — скоком, словно и вправду, «с цепей сорвались», выпрыгнули и понеслись к нам две пароконные упряжки. Каурые лошадки–монголки под шубными попонами птицами пролетели по–над сугробами и… будто во что–то ударились — сходу встали перед нами!…

— Во! Понял теперя, откудова в книжках написано: ''Сивка—Бурка, вешший кавурка, стань передамною, как лист перед травою…!» Этта об их! Об такех вот! …Застоялися, лапушки! Теперя до дому не остановить!, — любуясь конями, сказал Аркаша. — Оне у нас на пожарке в Центральном квартирують. И так, бываат, застоятси, заедятьси на овсах–то сытых, — запрягтися толком не даютси — крутятьси возля тибе, радуютси, значить, что скоро бежать!… Веришь, — от Каимбы до Мотыгина — етта верстов с две сотни, не мене, — они ни разу с галопу на рыся не сойдуть — так имям бечь охота! Все скоком, скоком — без дороги–то: по сугробам, да промеж деревов! Бесы — не кони!… Выручатели мое, лапушки… — Он своим гребешком стал расчесывать челку у коренника. Тот заподдавал головою, захватал желтыми зубами пальцы с расческой — ластился…

Подошел свяшшик;. Тоже высокий, средних лет казак. Покосился на меня единственным глазом, принял от Аркаши тот самый драный куль, что с вечера был небрежно кинут под нары на пол. Приподнял на первой кошевке меховые полости, кинул под них куль, положил страшенной тяжести сумку…Прикрыл их, переложил пару «шмайссеров»;; и с десяток гранат — «лимонок»;;; в голову саней, и их накрыл тулупом. Все — молча, с ленцой. Потом поправил треух из такой же пышной лисы, обнажив совершенно седую голову, боком упал в розвальни первой кошевки, успев подхватить вожжи… Кони — с места — выскакали сквозь снежный сугроб–заструг. И первая упряжка, как не было её вовсе, растворилась в лесной темени. Где–то перед нею исчезла во тьме и вся собачья рать, вот только что сидевшая около кружком… Аркаша на своей кошевке тоже приподнял полость, приказал: — Залазь!…Сюды, вот. К передку ближа…

Я лег, приткнувшись к брошеному им моему рюкзаку. И тепло, с головой укрытый остро пахнувшим тайгою и зверем тулупом тотчас уснул.

…Проснулся, больно стукнувшись боком о какие–то камни подо–мною…

— Каке ишшо камни? Металл етта в кожушках — золото. С Мурожной, да с Татарки…

— И в сумках золото?

— Кого ишшо–та? Говно не возим.

— Из Партизанска тоже?

— Из Партизанска ноне — как кот насрал: драга–то, в который раз по однова месту ширкаат. Игде там брать–то яво помногу? Имям бы по–выша, к Подголечнай. Тама, Симаранов сказывал, самый яво выход из Герфеда… Да команды нет брать: доржут на худой год «для плану».

— И здесь план? На золоте?!

— А ты как думашь! Вот, сдам седни металл на «спецсвязь». Прымуть — сразу Мамилову за кажный грамм двадцать восемь рубликов… Худо–бедно… За то живем — «за план».

— Ну, а если, допустим, сдадите вы на сколько–то больше плана? Ведь больше и получите.

— Получим, брат, сполна получим: наше за казною не пропадеть. Да вот в следвишшый раз, эслиф вовсе не сдадим — все наперед сдали? Каво иссь будем, браток?…Ну, не я, конешна, элиф такия жа — охотники. Нас охота, да рыбалка прокормить. Да огороды. Ну, тайга тожа. Тайга, она, брат, что мама родная…

— Родная–то она родная, а вот не страшно вам сквозь нее, родимую металл ваш возить? Народ здесь разный — не одни «политические»… Лихих людей тоже хватает…

— Политическия тожа разныя. И шпаны середь них — навалом. Но и лихостью здеся не возьмешь. Чтоба мине пристопорить — отряд нужон, ни мене батальону… С минометами, конешна. Без минометов и отряд не возметь…

— Господи! Да один снайпер–кукушка на добром дереве! Как на Финской…

— Да дестерых твоех снайперов собачки мое на лавтаки распустять прежди, как снайперы о том узнають! Они сичас наперед Пашки хедером конбаинским; тайгу чешуть–стрыгуть с километра два, элиф с три по фронту. Мыша не пропустять! А ты «снайпер»… Элиф вот…Сам подумай: тута один тольки пришлый новик в рыйоне появись — все зараз узнають… Ну, ланна, проскочить кто, или, например, банда даже… Сумлеваюся я, но может и такое случисса. Дак что жа она исделаат–та? Например, спротив Пашки? Он, Паша, в тайге все живое за пяток верстов чуеть не хуже евонных кобелей, элиф волка твово. Между прочим, он по чернотропу белку, элиф там соболя — так без собак! Ты эфта могешь понять? И бьеть–то все — в скок да в лет…