Игорь Ефимов - Пять фараонов двадцатого века

Что должно было произойти, чтобы тридцать лет спустя эти соглашения оказались под угрозой отмены? Чтобы забыт был добровольный распад СССР и отказ России от насаждения коммунизма во всём мире? Чтобы на уровне Пентагона и НАТО всплывали разговоры об «ограниченной термоядерной войне»? (Как насчёт «контролируемого извержения вулкана»?) Чтобы любая форма сотрудничества с Россией объявлялась чуть ли не государственной изменой? Что кое-кто уже призывает лишить её права «вето» в Совете Безопасности ООН и отключить от интернета? Что ей стало возможно предъявлять бездоказательные обвинения в любых прегрешениях и при этом милостиво добавлять: «Даём вам два месяца, чтобы доказать свою невиновность»?

Человек, верующий в Бога, может нам сказать, что вовсе не стратегия MAD спасала мир в годы Холодной войны, а Всевышний, по бесконечному милосердию Своему, удерживал человечество от последнего безумия. Видимо, пришло время и нам направить свой взор туда, где люди испокон века искали и находили надежду и утешение.

При всём многообразии племён и народов, населявших Землю, мы можем обнаружить в их культурах несколько базовых абстрактных понятий, пользовавшихся всеобщим одобрением и поддержкой: правда, справедливость, красота, совесть. Но за кем оставалось право решать, что можно считать правдивым, красивым, справедливым? Как правило, эта роль передоверялась некой высшей силе, представление о которой составляло религиозную жизнь народа. Уже Сократ задавался вопросом: «Потому ли боги любят добро, что оно — хорошо, или добро хорошо, потому что его любят боги?».

Когда мы вглядываемся в историю перехода кочевых народов на ступень оседлого земледелия, мы видим, что повсюду эта трансформация сопровождалась религиозной революцией. Десятки кочевых племён, вливаясь в тело Римской империи, должны были отказаться от своих верований и примкнуть к общегосударственной религии. На эту роль не годились многочисленные вечно ссорившиеся боги Олимпа и Парнаса. Верховная власть в лице императора Константина (272–337) выбрала среди существовавших в стране культов мало известную, но отстоявшую свою веру в веках преследований иудейскую секту, и объявила государственной религией христианство.

Позднее аналогичная революция произошла на Аравийском полуострове. Неграмотный пророк по имени Мухаммед был так вдохновлён верованиями иудеев и христиан в Единого Всемогущего и Всеведающего Бога, что стал проповедовать его своим собратьям-арабам. Племена кочевников-бедуинов, до этого без конца воевавшие друг с другом, вдруг сделались братьями по вере и, объединившись, сумели завоевать огромные территории под знаменем Ислама.

Развитие трёх ветвей монотеизма — католичества, православия, мусульманства — происходило по одинаковой схеме. Их догматика и символика, ради приумножения численности обращённых, всё больше подлаживались под ментальность близоруких, с их жаждой чудесного и красочного, что крайне затрудняло участие дальнозорких в религиозной жизни. Реформация 16–17 веков совершила прорыв в этой тенденции, поэтому протестантские страны сумели вырваться вперёд при переходе на индустриальную ступень. В мире же Ислама все реформаторские движения были задавлены, поэтому он так безнадёжно отстаёт на пути цивилизации.

Невольно задаёшься вопросом: переживаемый нами сегодня переход земледельческих народов в индустриальную эру не таит ли внутри себя какую-то скрытую религиозную компоненту, таинственным образом влияющую на происходящие события?

На первый взгляд, сравнение с переходом в земледельческую эру не кажется правомочным. Рука об руку с научным прогрессом в Европе и Америке победно распространялся атеизм, который, казалось бы, клал конец религиозным исканиям, раздорам и войнам.

«Бог умер!» — объявил в конце 19-го века немецкий философ Фридрих Ницше.

Ему вторил француз Лебон: «Сегодня небеса остаются пусты».

Дальнозоркий русский мыслитель Николай Бердяев писал: «Мы не привыкли даже думать, что с представителями нашего духовенства… можно спорить о животрепещущих вопросах». [742] Бердяев Николай. «Политический смысл революционного брожения в России (СПб, 1903), стр. 72.

Но всё изменится, и аналогия станет правомочной, если мы попробуем взглянуть на воинствующий атеизм как на разновидность новой религии, в которой роль верховного арбитра отнята у небожителей и отдана человеческому разуму. Его научные достижения и технические изобретения окружили его таким ореолом, что по своей власти над душами людей, он стал сравним с древнеримским императором. Отменить все прежние верования и узурпировать трон верховного судьи сначала в России, а потом и во многих других странах, сделалось естественным следующим шагом.