Андрей Караулов - Юрий Чурбанов - «Я расскажу все как было…»

Посмотрим, что будет, если эти мои записки увидят свет.

Убежать из «зоны» невозможно, да и что это даст? Каждая колония охраняется внутренними войсками.

Эти ребята стреляют без промаха. Насколько я знаю, из нашей колонии только однажды, еще в 60-х годах, была сделана попытка побега и закончилась она смертельным исходом.

Трудно очень. Первое время я просто не высыпался. Стоишь весь день у станка и… клепаешь, клепаешь эти… креманки; быстро накатывается усталость, причем больше всего — зрительная, это повторяется изо дня в день, изо дня в день… После ваз болели руки, плохо работали кисти, был тяжелый, рваный сон; да и сны, прямо скажем, были… всякие. Гдлян с Ивановым и Миртов с Каракозовым будут мне, наверное, всю жизнь сниться. И еще — Сорока, тот самый заместитель Генерального прокурора, который давал санкцию на мой арест…

В месяц я зарабатываю где-то около 100 рублей. По нынешним временам, конечно, не деньги, но ведь на территории колонии нет Центрального рынка, так что и тратить их особенно не на что. От этой суммы с зэков сразу высчитывают ровно половину, то есть по 50 рублей — за что — никто не знает. Так же никто не знает, куда и на что идут эти деньги. Согласно существующему предписанию, осужденных кормят завтраком, обедом и ужином на 22 рубля в месяц. Сумма говорит сама за себя, но ничего, зэки с голода не умирают пока что. Разумеется, эти деньги тоже высчитывают из заработной платы. Кроме того, деньги высчитываются за одежду, которую ты получаешь со склада, — в общем, на руках остаются совсем крохи.

Что же касается лагерного магазина, то осужденный имеет право потратить на него лишь 15–16 рублей в месяц, не больше. Не знаю почему, но те деньги, которые заключенный получает из дома, он не имеет права тратить на продукты питания. Тюрьма все-таки!

В лагерном магазине можно купить только то, что там есть: ассортимент продуктов невелик, и он определен существующим служебным циркуляром. Это — хлебобулочные изделия, повидло, если оно есть, в прежние времена (до табачного кризиса) — папиросы и сигареты. Табачный кризис чувствуется в колонии так же, как и по всей стране.

Существует норма: десять пачек папирос, сигарет или махорки в месяц. Что там говорить, конечно, это очень мало. И талоны на сахар, как это делают жители Москвы, на сигареты здесь не обменяешь! Можно, конечно, один или два раза «стрельнуть», но потом ты уже становишься должником. Если кто-то из осужденных угостит тебя сигаретой, то потом эту сигарету придется вернуть, таков лагерный закон. Кроме того, в магазине можно приобрести товары первой необходимости: хлопчатобумажные носки, мочалку и мыло.

Каждый отряд имеет телевизор, в некоторых — даже цветные. В нашем — обычный, черно-белый. Время просмотра телепередач — с того момента, когда ты вместе с отрядом возвращаешься с работы и до программы «Время» включительно. В 21.30 у нас общее построение, проверка наличия осужденных, в 22.00 отбой.

Главное и единственное желание заключенного — выспаться. Каждый зэк с нетерпением ждет воскресенья. Это — единственный день, когда можно чуть-чуть отдохнуть, сходить — опять-таки всем отрядом — в кино и хоть как-то привести себя в порядок, постирать. Осужденные сами ремонтируют свою одежду и стирают арестантские робы. Постельное белье сдается в лагерную прачечную, но качество стирки оставляет желать лучшего. Многие стирают свои простынки и наволочки сами. Но если постирать белье утром, то к вечеру оно не всегда успевает высохнуть, вот ты и сушишь его в постели собственным телом…

Если среди молодых осужденных есть люди, не имеющие среднего или среднего специального образования, они должны учиться. В стране действует Закон о всеобщем среднем образовании, и его никто не отменял. На территории колонии построены школа и профтехучилище, но так — я буду постоянно подчеркивать — не только у нас; такие учебные заведения существуют практически во всех местах лишения свободы. Существует положение об исправительно-трудовых учреждениях, в котором все это предусмотрено.

И после работы зэки идут за парту. Школа — самая обычная, с педагогами и завучем, есть все классы, разве только не с первого (где-то, наверное, с восьмого); там ребята получают аттестат зрелости, и в этом документе нет пометки, что он выдан в колонии усиленного режима. И профтехучилище — это самое обычное ПТУ, когда-то и я тоже кончал такое — здесь можно получить специальности слесаря, крановщика, сварщика… Все это — необходимые специальности как для самой колонии, так и — когда человек освобождается из «зоны» — для народного хозяйства страны. Учителями работают «вольнонаемные» специалисты и офицеров, разумеется, среди них нет, это не академия. Сужу по отзывам осужденных: им нравится посещать и школу, и профтехучилище.