Игорь Ефимов - Связь времён. В Новом Свете

Он улыбнулся, как бы подчёркивая, что есть во всём этом и элемент весёлого розыгрыша, который вот, к его удовольствию, удался.

Лекция длилась около сорока минут, и какой-то нервный смешок прорывался в голосе докладчика несколько раз в самых неожиданных местах. По поводу советских судей двадцатых-тридцатых годов, которые не утруждали себя доказательством вины подозреваемого, а выносили приговор на основании «классового чутья». По поводу того, что любая поломка или авария на производстве могла быть объявлена диверсией и кто-то мог быть приговорён за неё «к очень суровому наказанию» (слово «расстрел» профессор старался не употреблять). По поводу того, с какой лёгкостью партийные власти могли скидывать «слишком мягких» судей или заставлять их ужесточать приговоры.

Много нового могли узнать слушатели о букве и духе советского закона в 1920—1930-е годы.

Оказывается, что, несмотря на принятие в 1932 году закона, предусматривавшего смертную казнь за хищение социалистической собственности, на деле применялся он крайне редко. Что часто крестьян, укрывавших зерно, даже не приговаривали к тюрьме, а только к исправительным работам — correction labor. (По разъяснению профессора, это часто сводилось к дополнительной работе в колхозе или просто к штрафу.) Что и в Сибирь-то в процессе коллективизации было выслано не так уж много народу. Что за несправедливо раскулаченных часто вступались — вот, скажем, писатель Шолохов защищал кое-кого из своих станичников. Что, конечно, имел место террор и сталинские чистки, но, во-первых, террор осуществлялся не судебными органами, а НКВД, а во-вторых, пик террора длился всего лишь семь месяцев, и если арестованному выпадала удача дожить до лета 1938 года, то шансы на отмену приговора были очень велики.

Главное же, что все источники, то есть советские юридические книги и журналы тех лет, а также все интервью с советскими криминалистами и юристами, проведённые профессором Соломоном, явно показывают, что в 1930-е годы в правящих кругах существовала очень мощная тенденция к отведению большей роли Закону в управлении советским обществом. Проследить эту тенденцию можно в таких-то статьях Вышинского, в таких-то речах Сталина, в таких-то постановлениях ЦК, в улучшении качества юридического образования, в росте числа судей и следователей с институтскими дипломами, наконец, в принятии Конституции 1936 года.

По окончании лекции я спросил докладчика, правильно ли я понял, что главного прокурора Крыленко он считает основной силой, препятствовавшей полному воцарению законности в советском обществе.

— Да, конечно.

— Это тот самый Крыленко, который был расстрелян в тридцать восьмом году?

— Видимо, к тому времени его деятельность была осуждена Политбюро.

— Но, наверное, были в правящих кругах и заметные фигуры, которые приветствовали и, по мере сил, поддерживали укрепление законности?

— Безусловно. Как я и сказал: Вышинский и Сталин. Это очень видно в их статьях и выступлениях начала тридцатых.

— Не тот ли это Вышинский, который разработал «метод активного дознания», то есть применение пыток при допросах?

— Ну, это произошло гораздо позже.

— Вы упомянули, что параллельно с возрождением законности в эти годы имел место террор. Как вы оцениваете число жертв террора?

— О, тут между учёными нет согласия. Вам, конечно, известны работы таких авторов, как Д жонсон, Томпсон, Кларксон, Робсон, Стивенсон...

Тут мне, видимо, полагалось признать своё невежество и утечь под стол от стыда. Но я упрямо требовал назвать хотя бы диапазон: десять тысяч погибших? Сто? Десять миллионов? Аудитория начала шикать на меня, но я не отступал. С большим трудом мне удалось выжать из профессора такую формулировку:

— Если какой-то источник скажет, что число погибших колеблется между двумя миллионами и четырьмя, я скорее поверю цифре два миллиона.

Среди слушателей прошёл изумлённый шёпот, потом воцарилась тишина. Оказывается, в разгаре замечательного роста законности по меньшей мере два миллиона человек были убиты без суда и следствия.

— Судя по обилию сносок в вашей лекции, профессор Соломон, библиографический список в новой книге будет очень внушителен. Будет ли он содержать какие-то русские книги, изданные за пределами Советского Союза?

— Что вы имеете в виду?

— Вы до сих пор ссылались только на советские источники. Но существует огромное количество мемуаров людей, испытавших «возрождение законности при Сталине» на собственной шкуре. Книги Солженицына, Авторханова, Орлова, Аксёновой-Гинзбург, Надежды Мандельштам, Копелева, Шаламова...