Эдвард О’Мира - Голос с острова Святой Елены

Сам Наполеон занял на первом этаже небольшую узкую спальную комнату, комнату таких же размеров, приспособленную для его рабочего кабинета, и небольшую комнатушку, что-то вроде передней, в которой была водружена ванна. Из рабочего кабинета Наполеона дверь вела в тёмное, с низким потолком помещение, которое было превращено в столовую комнату. Противоположное крыло дома вмещало спальную комнату, по своим размерам превышавшую спальню Наполеона. Эта спальная комната с прихожей и чуланом стала пристанищем графа и графини Монтолон с их сыном. Из столовой комнаты дверь вела в гостиную комнату, примерно восемнадцати футов в длину и пятнадцати футов в ширину. К гостиной примыкала пристроенная к дому по приказу сэра Джорджа Кокбэрна просторная приёмная комната, гораздо больших размеров, чем гостиная, с более высоким потолком и с тремя окнами с каждой стороны. Вдоль всего здания была построена веранда с выходом в сад. Эта приёмная была единственно хорошей комнатой во всём доме, хотя и строилась в тягчайших условиях, так как с приближением вечера наступала нестерпимая жара, буквально прожигавшая насквозь дерево, из которого она возводилась.

Лас-Каз получил в своё распоряжение комнату, находившуюся рядом с кухней [1] Вскоре для графа и его сына в тыльной части дома было построено новое жилое помещение, которое затем было разгорожено на три комнатушки, включая спальню, гостиную и каморку для слуги. Они были столь малы, что между кроватями отца и сына недоставало пространства, чтобы втиснуть туда стул; и потолок в комнатушках был настолько низким, что взрослый человек, встав во весь рост, касался его головой. . В потолке этой комнаты, ранее предназначенной для слуг полковника Скелтона, было сделано отверстие для верхушки очень узкой лестницы, ведшей в небольшой «скворечник» под крышей, в котором отдыхал сын Лас-Каза. В чердаках под крышей старой постройки дома были настелены полы, после чего они стали жилыми помещениями для Маршана, Киприани, Сен-Дени, Жозефины и других членов обслуживающего персонала Наполеона. В связи с тем, что крыша всего здания была покатой, в этих чердачных каморках можно было встать во весь рост только в центре помещения. Лучи солнца, проникавшие сквозь щели крыши, временами создавали атмосферу нестерпимой жары. Для обслуживающего персонала, а также для генерала Гурго, дежурного британского офицера и для меня были построены дополнительные комнаты. До завершения их строительства всем этим лицам пришлось проживать в шатрах, снаружи дома. Лейтенант Блад и г-н Купер, плотник с корабля «Нортумберлэнд», с несколькими квалифицированными рабочими с того же корабля также проживали в Лонгвуде; первые двое обосновались под старым лисельным парусом, преобразованным в шатёр. По приказу сэра Джорджа Кокбэрна для дежурных офицеров и для меня был найден и доставлен в Лонгвуд весьма роскошный (по меркам уровня жизни на острове Святой Елены) стол.

Граф и графиня Бертран с семьёй поселились в небольшом коттедже «Ворота Хата», примерно в одной миле от Лонгвуда. Хотя этот коттедж не отличался комфортабельностью, но семья графа Бертрана тем не менее выбрала его для своего проживания по своему собственному желанию.

В течение того времени, пока Наполеон проживал в коттедже «Брайерс», я не вёл регулярного дневника и, соответственно, могу привести только краткое описание событий. Наполеон в основном был занят тем, что диктовал свои воспоминания Лас-Казу и его сыну, а также графам Бертрану, Монтолону и Гурго. Иногда на лужайке перед домом он принимал посетителей, наносивших ему визит, чтобы выразить своё уважение. Несколько раз некоторые из них, если они на это получали разрешение, удостаивались чести быть принятыми Наполеоном вечером в доме г-на Балькума. Пока он проживал в коттедже «Брайерс», он лишь один раз покинул территорию поместья. Это случилось тогда, когда он, совершая длительную прогулку, вышел к небольшому дому г-на Ходсона, майора пехотного полка. В течение получаса Наполеон с удовольствием беседовал с майором и его супругой, уделив особое внимание их удивительно очаровательным детям. Он постоянно часами прогуливался по тенистым дорожкам и по аллеям поместья «Брайерс». В этих случаях принимались все меры, чтобы никто не нарушал его покоя. Однажды, совершая со мной одну из таких прогулок, он остановился, подняв руку, указал на уродливые мрачные обрывы, окружавшие нас, и сказал: «Вы только посмотрите, каково благородство министров правительства вашей страны! Вот вам пример их великодушия по отношению к несчастному человеку, который, слепо положившись на то, что он так ошибочно принял за их национальный характер, в свой чёрный час простодушно доверился им. Одно время я думал, что у вас свободное общество: теперь же я вижу, что ваши министры смеются над вашими же законами, которые, как и законы других стран, устанавливаются только для того, чтобы притеснять беззащитных и прикрывать сильных, всякий раз когда ваше правительство имеет в виду какую-либо цель».