Василий Головко - Эхо фронтовых радиограмм [Воспоминания защитника Ленинграда]

— Ты из Белоруссии?

— Да, ответил я, — из Гомельской области.

— Мы земляки, я тоже из Гомельской.

Разговорились, я ему чистосердечно рассказал, как было дело. В начале войны каждый мало-мальски начальник хотел показать свою, так сказать, бдительность, ответственность, верную службу, ну и так далее. Директриса магазина была именно из таких.

Мы немного поговорили с земляком, вспомнили нашу Гомельщину.

— У тебя повестка, призывают на фронт?

— Да, завтра на сборный пункт.

— Ладно, не горюй, переговорю с лейтенантом.

Поздно вечером мне вернули документы, я подписал какие-то бумаги и уже через десять минут был в общежитии.

— Что же вы смотались, не попытались даже защитить меня, — сказал я однокашникам, с которыми был вместе в магазине.

— Да мы растерялись, думали если сегодня не отпустят, то завтра пойдем в милицию.

К этому времени ребята, с которыми дружил, разбрелись кто куда. Леша Балакин — коренной ленинградец, 1922 года рождения, был призван в армию в первые дни войны, направлен в минометную школу, которая располагалась около Витебского вокзала. Несколько раз я ходил его навещать, но только однажды нам удалось встретиться в проходной, у будки часового. Перекинулись несколькими фразами. Он интересовался делами в техникуме, расспрашивал о ребятах.

— Я учусь на минометчика, еще несколько дней, и нас отправят на фронт. Зайди к моим родителям домой и передай привет.

Леша Балакин жил с родителями в квартире дома, расположенного на Мойке, третий дом от Исаакиевской площади. Это рядом с техникумом. Подружились мы с ним еще на 1-ом курсе и с тех пор дружба наша была нерасторжима.

До сих пор отчетливо помню, как мы познакомились. Он поступал в техникум и сдавал экзамен по геометрии. Я толкался в коридоре, ждал своей очереди. Было лето, стояла духота, через открытую дверь аудитории я наблюдал, как какой-то парень пишет на доске решение геометрической задачки. Каким-то образом я увидел грубую ошибку в его решении. Когда он повернулся лицом к двери, я стал жестами показывать, где он ошибся. Увлекшись жестикулированием, не заметил, как в коридоре появился преподаватель и быстро подошел ко мне:

— Вашу зачетку!

Я тут же вручил ему находившуюся в руках зачетную книжку. Он сел за стол, сделал запись в ней: в графе «Геометрия» стоял жирный «кол». Это значило, что дальнейшие экзамены прекращаются, а я возвращаюсь домой.

Ужас моего положения можно понять. На экзамены в Ленинград я поехал из Кировской области, где в поселке торфозавода «Гады» осталась мать, сестра, два брата. Отчима — Федора Моисеевича арестовали по 58 статье, мать беременна, а сестра и братья меньше меня. Все мы были на иждивении отчима, и с его арестом семья оказалась в тяжелейшем состоянии. Мать хотела, чтобы хоть один из сыновей устроился в жизни, поступил в техникум. Возврат мой в поселок мог стать еще одним ударом для матери.

Хорошо все это понимая, я начал метаться по техникуму в поисках выхода. Добился на прием к директору, Аринушкину Григорию Ивановичу, и чистосердечно все ему рассказал, тут же покаялся и попросил его разрешить мне пересдать геометрию, хотя, фактически я ее и не сдавал, а «кол» получил за подсказки.

И дрогнуло сердце у Аринушкина.

— Ладно, — сказал он, — разрешаю сдавать остальные предметы. Если выдержишь успешно, разрешу пересдать геометрию.

Он тут же сделал распоряжение приемной комиссии, я стал готовиться к следующим экзаменам. Предстояло шесть испытаний. Сдал я их все, по литературе получил даже пятерку. Попалась мне тема Анны Карениной, и так азартно я рассказал об образе Анны Карениной, что преподавательница даже руками хлопнула:

— Замечательно, замечательно, как Вы хорошо чувствуете этот образ. Ставлю Вам «пятерку»!

Но когда открыла мою зачетку и увидела жирный «кол» — как-то сразу скисла.

— Ай-я-яй, что же это?

Я, краснея, объяснил существо дела.

— Ну все равно — по литературе «пятерка», — наконец твердо произнесла она и вписала отметку.

Других преподавателей этот «кол» тоже вводил в смущение. Вроде отвечаешь на все вопросы нормально, ждешь «четверку». Но вот открывает экзаменатор зачетную книжку, видит единицу, начинает охать и ахать и ставит «тройку».

Таким образом я был допущен к переэкзаменовке по геометрии, получил свою «тройку», и был зачислен студентом первого курса техникума и с первого сентября приступил к занятиям.

Из-за моей подсказки Леше Балакину тоже поставили «кол», и он, так же как и я, сдавал геометрию с разрешения директора. Так мы стали сперва друзьями по несчастью, а потом по душе.