Георгий Холопов - Перекрещивающиеся сюжеты

Кем ей приходится старшина?

Из разговора с Ниной я только успеваю узнать, что они оба связисты: она — телефонистка, он же — командир взвода связи. Их ранило разрывом снаряда, когда они вышли на линию искать обрыв.

Позади меня раздается шум, крик. По шоссе катится большая толпа в какой-то бешеной крутоверти. Я оставляю Нину и иду толпе навстречу.

Это ведут девушку под охраной двух старшин-богатырей, которые прикладами автоматов разгоняют солдат,—те что-то кричат, размахивают в ответ своими автоматами. Нет-нет, старшины кому-нибудь из солдат дадут подзатыльник.

И снова шумит, вопит толпа.

Девушка светловолосая, красивая — это я вижу издали. В чем же она могла провиниться? Только потом, приглядевшись, я замечаю, что девушка в немецкой форме. Немка!

Я смешиваюсь с толпой, спрашиваю у соседа:

- Где вы ее захватили?

- Сама, сука, перешла! Хахаля своего ищет! — взрывается сосед, сжимая автомат на груди. — А еще смоленская, сволочь! — Он кипит от гнева.

«Наша девушка... в немецкой форме? .. Тут что-то не так...» — думаю я.

Из бестолковых отрывочных реплик и объяснений я узнаю, что да, девушка из Смоленска, но не желает ни с кем объясняться; что да, она снайпер эсэсовской дивизии; что да, сама добровольно перешла к нам и винтовку свою принесла снайперскую. А перешла она к нам потому, что ищет мужа, взятого нашими в плен.

«Не Пауля Ленша? ..» — думаю я.

Так оно и оказывается. Толпа с шоссе сворачивает к палатке.

Тут и старшины, и военфельдшер, и сестра преграждают толпе дорогу.

А девушка сразу находит своего Пауля среди раненых и кидается к нему. Она громко плачет, садится рядом.

Но немец, ко всеобщему удивлению, не проявляет особых чувств радости. Наоборот, он даже, кажется, огорчен ее приходом, машет рукой, что-то говорит с гневом.

Сцена довольно-таки тяжелая. Все оставляют их наедине, отходят в сторонку. Даже бушующая минуту назад толпа затихает. Многие направляются на шоссе.

«Да, история, — думаю я. — Всякого навидался за годы войны, но такого — впервые! Что могло привести эту девушку к предательству? Пойти в эсэсовскую дивизию? .. Самую страшную и самую подлую у немцев? »

И я почему-то начинаю дрожать. Дрожат у меня руки, хотя я их сжимаю в кулаки. Мерзко все это!

Я направляюсь к своему подшефному, присаживаюсь к нему. У него закрыты глаза, он выключен из всего происходящего вокруг.

Я вижу издали: идет бурное объяснение между Паулем Леншем и девушкой-снайпером.

К ним подходит опекун, садится рядом, что-то спрашивает. Девушка разводит руками, что-то ему отвечает.

В нескольких шагах от них, как монументы, стоят старшины-богатыри, положив руки на автоматы. Им, говорят, обещаны награды, если девушку доставят живой до штаба дивизии. Но доставят ли?

Вот опекун встает, направляется ко мне. Он широко улыбается. На войне я много встречал таких мальчишек — войну они воспринимают как цепь забавных приключений.

- Ох, интересно же, товарищ капитан! — говорит он, захлебываясь от восторга, и бухается рядом. — Сюжетец же, я вам скажу! Прямо для Шекспира! Поговорите с ней, я переведу.

- А почему не «сюжетец» судьба телефонистки Нины, командира взвода Вовки? Сюжетов здесь хватает.

— Я гляжу на опекуна почти что с ненавистью. — Зачем мне переводчик?

- Без меня вам все равно не обойтись! Она не говорит по-русски. Принципиально!

- О чем же мне с нею говорить? О чем?

- Ну, о том о сем... Это же так интересно!

Опекун все же возбуждает во мне профессиональное любопытство. Я встаю. Он идет танцующей походкой впереди меня.

Первый и, видимо, последний раз в жизни я беру короткое интервью у предательницы. Вот она сидит передо мной. У нее иссохшие губы. Землистый цвет лица. Мертвые, безжизненные глаза.

Но странно, я не спрашиваю у нее ни имени, ни фамилии, что всегда делаю в первую очередь, опять-таки по профессиональной привычке.

И до сих пор я не могу понять, почему я тогда этого не сделал. Есть в моей записной книжке вся ее «история», но нет даже имени,

Я задаю первый вопрос:

- Где вы познакомились с унтер-офицером?

Она смотрит мимо меня, долго молчит, потом отвечает с немецким акцентом.

- Не понимайт! — И сама задает мне вопрос: «Sprechen Sie deutsch?»

Я ей не отвечаю.

- Не понимайт! — говорит она и отворачивается.

- Ну, что с ней спорить! — с мольбой обращается ко мне опекун. — Я переведу! — И он переводит мой вопрос.

Она отвечает:

- Познакомились в Смоленске.

- Он ваш муж?

- Да, мы познакомились в Смоленске, тогда их часть стояла у нас в городе.