Антонина Пикуль - Валентин Пикуль

Рижанин А. Померанцев в письме автору рассказывает, как в 1928 году он проходил студенческую практику летом в селе Покровском Тюменского уезда, на родине Распутина, на прорубке лесных просек. Бригадиром у него работал младший сын Г. Е. Распутина — Иван Распутин .

«В ходе полевых работ мы, проходя по Сибирскому тракту от Покровского до Тюмени, обратили внимание на необычную его ширину протяжённостью 86 вёрст. Старики рассказали — Распутин со своими “высокими” гостями вздумал ездить от Тюмени не на тройке лошадей, а на пятёрке, так, чтоб можно было разъехаться на дороге двум пятёркам….

Двухэтажный деревянный дом Распутина с зелёной (тогда) железной крышей резко отличался от других своим городским видом. Однажды в доме, где мы квартировали, собралось десятка полтора пожилых женщин (по просьбе нашего таксатора). Мы спросили женщин: кто такой был Григорий?

— Примерно половина женщин стали плеваться — нехристь, антихрист — вытаращит свои глазища и смотрит не мигая. Страх берёт…

— Другая половина начала креститься, выговаривая: святой, святой старец, не покинь ты нас и там…

Три месяца мы трое уговаривали Ивана рассказать об отце. Ивану на вид было лет 30, невысокого роста, щупло-ватый, глаза голубые, круглые — совиные. У него было несколько мельниц, его раскулачили, оставили одну мельницу… Иван у односельчан пользовался авторитетом…

Об отце рассказал мало: “Мы, братья, не одобряли похождений отца. Просили его бросить барышничать, бегать на молитвы хлыстов, где отец был за старшего, мотаться по монастырям, церквям, а заниматься хозяйством. Но всё напрасно”».

«В последние месяцы два человека взбудоражили общественное мнение. Знаю, что тебе сейчас нелегко. Критика, причём заушательская обрушилась на тебя. Этим критикам надо бы повертеться в читательской среде. Послушать, что говорят читатели о писателе Валентине Пикуле. За журналами с “У последней черты” — такая очередь, что приходится стоять не один месяц… Все книги Пикуля сейчас встречаются с таким интересом, что их невозможно купить, если нет блата. Сам я нахожу роман талантливым — в нём дана уничтожающая критика царского самодержавия. Неужели критики этого не видят! Мне кажется, всеми критиками движет зависть к писателю, к той популярности, какую имеет Валентин Пикуль. В твоей творческой жизни были и раньше неприятности, и ты их мужественно перенёс. Переживёшь и это… Мужайся, друг! Сейчас в “Литературку” и в “Правду” идут письма читателей в защиту Валентина Пикуля. Послал письмо в “Правду” и я…

Хорошев Михаил, юнга. Павлово-на-Оке, 15.10.1979».

«Дорогой Валентин Саввич!

Кажется, наступило затишье. Чем кончилось обсуждение в Секретариате Союза писателей, Вы, наверное, знаете. Мне потрепали нервы, но с должности не уволили. Очень хотелось бы встретиться с Вами, познакомиться лично. Не теряю надежды, что, в конце концов, нам это удастся.

Не ругайте меня за то, что роман вышел с купюрами. Не всё зависело от меня…

Посылаю Вам одно из многих писем читателей (предлагает “Распутин и женщины” на польском языке). Автор его готова на время предоставить книгу в Ваше распоряжение.

С искренним уважением — Викулов Сергей Васильевич, главный редактор журнала “Наш современник”, 2.11.1979».

В это трудное для писателя время исключение из правил сделала единственная в Канаде газета русской общественности «Вестник», выходящая один раз в неделю, опубликовавшая в конце года отрывок из романа «У последней черты», поддержав писателя и подсказав тем самым, что он находится на правильном пути.

Подводя итог всему сказанному, хочется ещё раз напомнить читателю, что роман-хроника «Нечистая сила» (вышедший в журнале в сокращённом виде под названием «У последней черты»), который считал Пикуль своей главной удачей в творчестве, открыл сложнейшую эпоху в жизни России начала XX века. Как будто яркий светильник осветил потёмки того времени и его героев.

«Прошло много лет, вокруг моего романа и моего имени сложился вакуум зловещей тишины — меня попросту замалчивали и не печатали. Между тем, историки говорили мне: “Не понимаем, за что тебя били?” Ведь ты не открыл ничего нового, всё, что описано тобою в романе, было опубликовано в советской печати ещё в двадцатые годы…

Но не будем забывать, что писано это в том бесплодном и поганом времени, которое ныне принято называть “эпохой застоя”, а потому нашим верховным заправилам совсем не хотелось, чтобы читатель отыскивал прискорбные аналогии — между событиями моего романа и теми вопиющими безобразиями, которые творились в кругу брежневской элиты…»