Михаил Шервуд - Женечка, Женька и Евгеша

Мы разбежались по машинам, ну и оказалось, что «зелёные» отстают от нас секунд на семь-восемь. То есть, у них тоже соображометр не на кирзовой каше. Но опоздали. Поэтому посредники отдали победу нам.

Возвращаемся мы с победой, на крутом повороте видим, что у ЗИС’а нет среднего моста. Видимо, потерял, прыгая через канаву. Нет, всё путём, они нашли мост, погрузили в кузов.

Очень по этому поводу веселился посредник. Оказывается, в сорок третьем году, а он тогда был наводчиком, у их роты произошёл такой же случай. То есть, они влезли ночью на марше в роту немецких танков так же, как мы этой ночью в кантемировцев. И немцы, и они поступили аналогично: разбежались друг от друга. Только ночь была тёмная и воевать – ну никак. И точно так же, как наш ЗИС, у них «Студер» потерял средний мост. Потом был трибунал: почему не завязали бой? К счастью, это был уже не сорок первый. В сорок первом, сказал посредник – всех командиров грохнули бы, верняк. А кого не грохнули, заслали бы в штафбат.

В июле нашего помкомвзвода отпустили поступать в институт, а на его место назначили Женечку.

Рота пошла в наряд, а мы пошли в патруль. То есть, Женечка, Женька и я. Старшим был капитан, начальник артремонтной мастерской. Это было хорошо, потому что с ним можно было поговорить о новых гладкоствольных пушках. Мы оставили «газон» около городского парка, ходили по парку и говорили о них, когда подошёл милицейский сержант: вон там на скамейке лежит пьяный офицер, не желающий уходить из парка. Мы прошли с ним. Да, лежит на скамейке, укрывшись плащ-накидкой пехотный старший лейтенант, громко посылающий всех проходящих к известной матери. Он и капитана послал. Капитан коротко: «Поднять его!» Вздёрнули мы его, поставили на ноги, повели к машине. Женька лихо вздёрнул старлея в кузов и мы поехали к военному городку. Выгрузили старлея, сообщили оперативному дежурному, тот пришёл и начал читать тому мораль. А чтоб мы не слышали, как подполковник читает мораль старлею, нам велено было ждать на КПП. Мы не успели дойти до КПП, как между мной и Женькой пронёсся старлей, толкнув нас в стороны. И крик оперативного дежурного: «Стоять на месте!» и сразу же: «Догнать его! Задержать!» Ну, это мы с радостью!

Догнать оказалось не так легко, но догнали. Женька его цап за портупею – получил отмашку кулаком. Ах ты ж! Я подсёк его ногой, он сбился с ритма и попал Женьке в руки. У него в руках остаётся только бесполезно дёргаться.

Приволокли старлея назад. Дежурный велит его на «губу», а некуда, оказалось: офицерская гауптвахта в соседнем гарнизоне занята, а в солдатскую не положено. Дежурный распорядился проводить его в офицерское общежитие и оставить меня и Женьку под окном. «В случае чего – сами знаете, как с ним поступать. Проводите его.» - сказал оперативный дежурный.

Проводили его, зажав между собой. Он пытался дёрнуться, Женька взял его за шею и сжал. Тот всё понял и до утра вёл себя спокойно. Утром он накатал рапорт, указав в нём, что его, офицера, избивали два сержанта. Доказательство – два огромных синяка на шее и синяки на руках. Рапорт оставили без последствий, учитывая его вчерашнее поведение. Но разговоры были. Надо же, мол, повезло людям скотину проучить. С одной стороны, ему теперь долгонько капитана на получить, а с другой, он ещё больше оскотинится и более того, ему вполне светит стать хроническим старлеем. И с этим «высоким» званием уйти на пенсию.

Как всё-таки хорошо, что мы служим срочную, а не так вот, как офицеры. Водяры выкушал чуть больше нормы – испортил карьеру, всё. А срочника ниже рядового никак не разжалуют, с довольствия не снимут ни в коем случае, а дембель всё равно неизбежен. Главное, вдоль службы не попасть.

Был у нас в части начальник артвооружения подполковник Суворов, как говорили, дерьмым дерьмо. Факт никем не оспаривался, а полковые офицеры объясняли поведение Суворова просто: отсиделся в тылу, не воевал, фронт и не таких лечит.

Среди прочих «достоинств» Суворов имел хобби: он любил ходить в наряд дежурным по караулам, чтобы поиздеваться над солдатами. Зимой он «беседовал» со стоящим без полушубка постовым на темы Устава Гарнизонной и Караульной Службы, пока тот мог ещё членораздельно отвечать. Весной и осенью, когда на постах полно луж, он давал постовому вводную: «Нападение на пост!», стараясь, чтобы солдат вынужден был плюхнуться пузом в грязную лужу, дожидался щелчка затвора и давал отбой вводной.

Когда я простоял рядом с ним в шинелёшке при тридцати с чем-то мороза до полного окоченения тела и мозгов, а он был, естественно, в полушубке, я понял, что не успокоюсь, пока не заплачу ему с избытком.