Михаил Шервуд - Женечка, Женька и Евгеша

Мы совсем «осолдатились», хотя старшина этого за нами не признавал: «Ещё в вас гражданские лепёшки лежат вот так вот и до солдат вам далеко, хотя и лычки надели.» Показал руками, как они «лежат». Летом на учениях мы все пропотели, прокоптились, пропахли машинным маслом и порохом. Старшина поинтересовался, как мы себя чувствуем. Да провонялись незнамо как, говорю, потом, порохом, непонятно чем, грязные, как эти самые которые. Старшина изрёк: «А вот когда тебе перестанет вонять всё это, тогда и станешь солдатом. А так…» - махнул рукой. У него настоящее мужское занятие быть солдатом, а мы не собирались ими оставаться дольше положенных трёх лет. Хотя, как оказалось впоследствии, не все не собирались.

Ротный наш был совершенно лысый. Немножко волос над ушами и немножко на затылке, а ему и сорока не было. Он сказал, что в конце апреля сорок пятого они шли на Прагу и останавливались только на заправку. Одеты были ещё в зимнее, танкошлёмы, соответственно, тоже зимние, спецпошивы, пропотели они насквозь. И в Праге он снял танкошлём вместе с волосами. Так они где-то в этом городе, сказал он с улыбкой.

Разговор этот был после вождения на марше. Пятьсот километров без остановки, только поесть, сбегать в кустики. А лето, жарко же, машина горячая. Пот стекает по телу, как на марш-броске, комбез насквозь, удовольствие ниже среднего. У Евгеши приличные такие залысины, мы все посмотрели на него. Ротный засмеялся, дескать, это ещё далеко-далеко не та гонка, которая была в сорок пятом. Да и удобств в машине прибавилось. А вот выглядим мы куда более усталыми, чем они тогда, в сорок пятом. Может быть, конечно, они к сорок пятому уже натренировались, то есть, привыкли. Возраст тот же: ротному в сорок третьем было семнадцать-восемнадцать, то есть, в сорок пятом, как многим из нас сейчас.

Вождение на марше, особенно ночное по дневным нормативам - занятие не из приятных, да ещё по лесу. Механик-водитель пялится в темноту, фары включать нельзя, прибор ночного видения - тоже, видны только белые габаритные фонари идущей впереди машины.

Мы шли ночью, в режиме радиомолчания, рации симплексно-дуплексные на «приём». Нам надо было дойти до определённой точки в этом лесу к двадцати четырём часам, с началом рассвета встать в засаду на опушке, замаскироваться. И утром, когда «противник» станет выходить из леса, «расстрелять» его из своих пушек. Посредник ехал с нами на «стрекозле» и ещё за нами тащился трёхосный ЗИС. Уж не помню сейчас, зачем.

Помнится, как-то вот так шли ночью по дневным нормативам по карте и забодались на колхозном поле, которого на карте не было, на бурт брюквы. Вряд ли от брюквы что осталось. Потом выяснилось, что нам дали не тот лист карты. Ну, не нарочно, понятно. Потому чисто интуитивно ожидалось что-то «этакое».

Лес этот будто специально прорезан дорогами туда-сюда, вдоль и поперёк. Хорошо, если его предварительно оцепили, чтобы не задавить кого. Ну, это вряд ли, потому что рёв от роты средних танков слышен. Хотя, говорят…

Пришли в точку, заглушили моторы. И, в общем, началось…сначала потихоньку. Механик-водитель встал около левой гусеницы, сами знаете, зачем, заодно закурил. Подходит к нему парень от передней машины и просит прикурить. И механик при свете спички, во-первых, узнаёт своего кореша и земелю, с которым вместе в учебке, а во-вторых, видит на его комбезе дубовые листья. Вот это да! Потому что мы, «cиние», «воюем» с «зелёными», Кантемировской дивизией, эмблемой которой как раз и есть дубовые листья. И они их лепят на всю технику, комбезы и прочие места. И это их мы должны «расстреливать» поутру.

Механик здоровается с земелей и спрашивает, чего это они ночью в лесу. А тот говорит, вот они «воюют» c «синими» и, по идее, эти козлы должны бы встать здесь в засаду, чтобы помешать их утреннему «наступлению». Вот они сюда и пришли. А что здесь делает его земляк, спросить ему то ли не захотелось, то ли чего. Повернулся и пошёл.

Механик галопом оббежал несколько машин и убедился, что мы стоим с кантемировцами машина через машину. И он – командиру машины: Давидыч, так и так. Резо побежал посмотреть, а потом к взводному и вместе к ротному. И понеслось!

Посредник как-то странно хмыкнул и говорит ротному: «Ну, капитан, командуй.» Ротный командует: «Сейчас ноль часов пятнадцать минут. В ноль часов семнадцать минут, не ожидая команды, завести моторы и ещё через десять секунд «все вдруг» повернуть направо – и через канаву вперёд на полном газу. Далее, по моей команде развернуться и «открыть огонь» по «противнику». Выполнять».