Дэнни Голдберг - Курт Кобейн. Serving the Servant. Воспоминания менеджера «Nirvana»

Понадобилось двадцать мучительных минут, прежде чем Джанет дозвонилась до Кортни и подтвердила, что Курт все еще жив; я тут же позвонил Геффену и подтвердил, что с ним разговаривала какая-то самозванка. Я так и не узнал, что это была за сволочь и зачем это было сделано. Но вокруг знаменитых людей, бывает, и такое происходит.

Когда я наконец через несколько дней поговорил по телефону с Куртом, он был весел, но слаб. Когда они через две недели вернулись в Сиэтл, Кортни (тогда я об этом не знал) вызвала полицию, потому что Курт заперся у них в комнате с огнестрельным оружием, и она очень боялась, что он причинит себе вред. Полицейские конфисковали четыре ствола и несколько коробок с патронами.

Через несколько дней после этого, 24 марта, Кортни упросила меня приехать в Сиэтл и устроить интервенцию вместе с еще несколькими людьми. Она сказала, что в таком плохом состоянии, как сейчас, она Курта не видела еще никогда, и впервые с тех пор, как родилась Фрэнсис, он не улыбался даже в присутствии дочери. В последнюю пару лет я пережил вместе с Кортни немало трудных дней.

Я видел ее в отчаянии, разъяренной, под кайфом, но страх в ее голосе я услышал впервые.

На следующее утро я встретился в аэропорту имени Кеннеди с Джанет и наркологом по имени Дэвид Берр, которого она спешно нашла, и мы втроем сели в самолет до Сиэтла. Берр был добродушным, бородатым мужчиной лет сорока. Он не пытался быть крутым или впечатлить нас именами людей, с которыми ему доводилось работать, как тот товарищ пару лет назад, но я сомневался, что любому незнакомому человеку удастся хоть как-то достучаться до Курта. Тем не менее я понимал, что его присутствие придаст грядущей конфронтации серьезности – именно поэтому, скорее всего, Кортни попросила Джанет кого-нибудь найти.

Примерно в полдень мы пришли в большой дом Курта и Кортни по адресу: 171 Лейк-Вашингтон-бульвар. Примерно в то же время приехали еще и несколько человек из Лос-Анджелеса. Курт сидел на полу в большой гостиной со своим давним другом Диланом Карлсоном, гитаристом и певцом инди-рок группы Earth. Карлсон и Курт какое-то время жили в одной комнате в Олимпии. У них обоих были остекленевшие глаза, и оба источали мерзкую наркоманскую гордость, словно два единственных члена какого-то эксклюзивного клуба.

Курт тут же занял оборону, что меня не удивило. Никому не нравится, когда на него начинает давить сразу целая группа людей, заявившихся домой без предупреждения. В некоторых рассказах об этом дне описывается обычная интервенция – словно каждый по очереди говорил с ним и предупреждал, что не будет с ним больше общаться, если тот продолжит принимать наркотики. Но на самом деле все было не так. Я помню, что мы все просто умоляли его прекратить для его же собственного блага. Тем не менее Курту все происходящее виделось непрошеным вторжением, и я понимаю, почему Кортни позже сказала, что жалеет об этой идее: «Курту казалось, что против него объединились все».

Мои слова ему были просты. Я вижу, что ты несчастен. Что бы тебя ни беспокоило, ты не сможешь с этим по-настоящему справиться, пока не откажешься от наркотиков. Курт начал рассказывать мне, что чувствует себя как в ловушке, потому что его узнают везде, куда бы он ни пошел, а Дилан сочувственно кивал. Я был раздражен таким сомнительным поводом принимать наркотики и даже немного оскорблен тем, что он дал мне настолько избитый ответ, но понимал, что он чувствует себя в осаде, так что глубоко вдохнул и попытался принять это за чистую монету. Я напомнил ему, что он знаменит уже больше двух лет, и у него почти никогда не было проблем с тем, чтобы слиться с толпой, стоило ему буквально чуть-чуть изменить внешность. Какая связь между славой и отказом от героина?

После этого Курт поменял тактику и с негодованием спросил меня:

– Зачем ты вообще со мной об этом говоришь? Говори с Кортни!

Мне показалось, что на этот раз он, по крайней мере, говорит искренне. Я заверил его, что ей я сказал то же самое, и она ответила, что готова лечь на реабилитацию.

Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Всего несколько месяцев назад он любящим тоном сказал журналисту, что я ему словно «второй отец». Теперь же он едва меня слушал. В какой-то момент Джанет поднялась наверх, в туалет, и начала выбрасывать таблетки в унитаз. Курт понял, что́ она делает, и побежал вслед за ней, крича, что она не имеет права так поступать с его личной собственностью, и требуя от меня поддержки. Я пришел в туалет вслед за ними; Джанет была в ужасе. Мне было жаль их обоих. Курт считал происходящее вторжением в частную жизнь, но Джанет явно просто пыталась хоть как-то исправить ситуацию. После Рима она очень опасалась новой передозировки лекарствами. А еще это было драматичным способом показать Курту, насколько она за него беспокоится. Я сказал Курту, что понимаю, почему его расстроило наше незваное появление, но попросил его, пожалуйста, понять, что мы все ужасно боимся, что он может навредить себе.