Михаил Мелентьев - Мой час и мое время - Книга воспоминаний

Словом, жизнь была и серовата, и скучновата, и главное, без надежд на лучшее.

Три дня по приезде в Тарусу мы прожили молодо и как-то беззаботно. А 30 января к вечеру телеграмма из Владимира: «Умер Сергей Коншин». Нас эта весть всех пришибла. Бедный Сергей Коншин! Во Владимире он хорошо и прочно устроился. Сразу завоевал общее признание и как педагог-пианист, и как человек. И вот… смерть на улице по дороге на работу от инфаркта сердца. А ему и было всего 53 года. Четырнадцать лет Колымы, Казахстана, непосильной работы не прошли даром.

Бедный Сергей! Бедный Сергей!

Одиннадцатого января Сергей Николаевич обедал у меня в Москве. На нем давно лежала печать многолетней усталости, на этот раз она особенно бросалась в глаза. Но Сергей бодрился и тут же от обеда уехал на концерт своего приятеля Оборина. Бедный Сергей!

Сергея пышно хоронил весь Владимир. И весь Владимир позаботился об участи его семьи.

А мне весна в Москве была тяжела. Участились и удлинились припадки тахиаритмии. Это не было больно, но это очень ослабляло. В Тарусу, в Тарусу!

К середине мая мы, наконец, выбрались в нее, а затем привезли нам Максима. И пошли чудесные дни. Лето выпало сухим и жарким. Марианна и Саша приезжали к нам каждую неделю и привозили белый хлеб и сахар. В начале июля приехала Голубовская. Затем профессор скрипач Рейсон. В Тарусе жили Румнев с сестрою, физик Горбатов — да мало ли кто не жил в Тарусе, и многие заходили к нам. Было, конечно, и много музыки.

А в середине августа сообщили, что умер Сергей Алексеевич Цветков. Был он давно болен и достаточно стар. Вот человек, который ничего не дал из того, чем наделила его природа. А умен был. Остер. Эрудирован. Встречался со многими интересными людьми. Да и недаром В.В.Розанов приблизил его к себе и сделал своим душеприказчиком. Кстати, одна деталь. За несколько дней до смерти позвал он к себе католического священника из церкви Людовика в Москве. Пробыл с ним часа полтора вдвоем. Очень остался доволен беседою и исповедью и завещал себя отпеть в католической церкви.

Татьяну Алексеевну Чистович я узнал в Медвежьей Горе. Она не была сосланной туда, но приезжала к Ленским. Крупная, порывистая и как-то неисчерпаемо доброжелательная. Она сразу становилась «своей», да такой и осталась все последующие тридцать лет нашей дружбы. Из «династии» петербургских Чистовичей — профессоров, академиков, ученых, врачей — Татьяна Алексеевна являлась лучшей представительницей старой русской интеллигенции, увы, увы, так настойчиво истребляемой в годы «культа».

Много раз Татьяна Алексеевна была в Тарусе, и ее приезд был праздником для всех. Я отлично помню ее последний приезд в 1962 году. Она много гуляла. Все ее приводило в «восторг», а ее жадные расспоры о всех наших общих знакомых приводили в изумление — она всех помнила и о всех хотела знать.

А в 1963 году в печати (у Эренбурга, у Любимова «На чужбине») в докладах Никитинских субботников появились сведения о Матери Марии. Рожденная Кузьмина-Караваева Елизавета Юрьевна приходилась двоюродной сестрой Татьяне Алексеевне. «Нас только двое и оставалось из всей нашей когда-то большой семьи. Мы вместе росли». В рассказанном о Матери Марии были неточности, выдумки. Татьяну Алексеевну это очень волновало. Она хотела истины, а не легенды. Появились репортеры. Появился автор романа о Матери Марии. Все это будоражило. А сердце отвечало приступами грудной жабы. И под 1 октября 1964 года Татьяна Алексеевна скончалась.

Мелентьев М.М. Книга о Володе/Предисл. Е.Вилька. — СПб.: Всероссийский музей А.С.Пушкина; СПб. обществ. Фонд Культуры; Изд-во «Серебряные ряды», 2001.

А Тася Кистер умерла от голода во время блокады Ленинграда, а Степан Долгополов расстрелян в Одессе в 1917–1918 гг. — Примеч. автора.

Татьяна Васильевна Розанова. — Примеч. автора.