Михаил Мелентьев - Мой час и мое время - Книга воспоминаний

Умная, с огромным запасом наблюдений, широко знающая жизнь, она чувствовала себя не у дел и помириться с этим не хотела, да и не могла. Она досконально знала всю писательскую братию от мала до велика. Жила в доме писателей, непосредственно соприкасалась с ними и по праву считала себя не хуже, а то и лучше их… А вот их издавали, а ее нет. Это были муки таланта — человека гордого, самостоятельного, а таковою Софья Захаровна была от пят до головы. Я часто соприкасался с нею и как собеседник, и как лечащий врач. Мне всегда была интересна ее беседа. Разговаривать она и любила и умела, но быть у нее долго было тяжеловато. И эта тяжесть, напряженность обстановки вокруг нее, к огорчению чувствовалась не только мною одним, но всеми, и бывать у нее избегали, что порождало новые и новые обиды.

Шли годы. Стало сдавать зрение, да и другие нарастали старческие немощи, но дух оставался прежним — гордым и неукротимым.

В одном из своих писем ко мне она, очевидно, отвечая на мое замечание о ее деспотизме, так пишет:

«Что касается моей "угнетательности" для Николая Петровича (мужа), то поверьте мне, что и в свое время, да и теперь в некоторой степени, во мне есть те качества, которые все-таки, хотя и слегка, компенсируют так устрашающую Вас мою деспотичность».

Наконец, долгое «непечатание» разрешилось, и в 1956 году вышел первый том «Семигорова», в следующем году — второй том, и в 1960 году — третий, уже к огорчению, после смерти автора. Эта удача с романом, конечно, очень сказалась на самочувствии Софьи Захаровны. Она привыкла жить широко. И в данном случае удовлетворенное самолюбие и материальная обеспеченность были последним подарком жизни. Даря мне свои книги, Софья Захаровна на втором томе так написала мне: «Дорогому моему целителю Мих. Мих. Мелентьеву с просьбой извинить вид этой книги. Я дарю эту книгу Вам, рассчитывая на то, что "по одежке встречают, по уму провожают"».

Умерла Софья Захаровна 12 июля при сборах в Тарусу. Двенадцать дней она пролежала, для наблюдающих ее, без сознания, но «свое» в мозгу что-то теплилось и она была агрессивна и неспокойна. Ушел из жизни, конечно, незаурядный человек, и знающие Софью Захаровну потеряли много ярких красок, не так уж частых в нашей жизни.

Это была четвертая смерть в 1959 году, но есть еще и пятая: умер Иван Иванович Лавров. О своем знакомстве с ним в Бутырской тюрьме в 1933 году я уже писал. Двадцать шесть лет после этого общались мы с ним. Не раз он гащивал в Тарусе, не раз он «пышно» принимал меня у себя. Уверяют, что смерть каждого человека на него похожа. Иван Иванович своею смертью подтвердил это наблюдение. Человек он был легкого характера. Горяч, но быстро отходил. И веселость, шутка и добродушие редко изменяли ему. В нем много было от широты и особого барства прежнего инженера путей сообщения. И покутить был не прочь, и в картишки перекинуться, и широко пожить, и угостить, и копейку «ребром пустить» — все это было в его манере.

Перед Бутырской тюрьмой, за неимением мест «в местах заключения», он 50 дней просидел в подвалах под Ярославским вокзалом. Затем несколько месяцев в Бутырской тюрьме, и это не сломило его. Вернувшись на работу в МИИТ, он с увлечением отдавался ей, и слушатели его — студенты — очень ценили его.

Двадцать четвертого декабря Иван Иванович, после напряженного рабочего дня в институте, был на спектакле в Малом театре. Пьеса была не хмурая, и Иван Иванович в хорошем настроении вернулся домой, живо делился своими впечатлениями. Затем на ночь читал «Семью Тибо», а утром, когда его пришли будить, — он был мертв…

Венок возложен. Память почтена. Это облегчило сердечную тоску по усопшим.

Перейду к другим событиям 1959 года.

В феврале Марианна отлично защитила дипломную работу в Энергетическом институте и получила звание инженера.

А первого апреля она вышла замуж за Александра Михайловича Фихмана, тоже энергетика. Пара вышла прекрасная: оба и молоды, и красивы, и умны. Событие это не было ознаменовано ни «свадьбою», ни «горько». Молодые тут же уехали в Тарусу. Была весна, и лучшего нельзя было придумать.

Летом месяц прожила в Тарусе Татьяна Васильевна Розанова. Она впервые за 14 лет решилась на этот шаг и потом не раз жалела, что так поздно приняла мое приглашение. А мне было радостно наблюдать, как этот нищий, старый и одинокий человек впервые за многие годы спокойно дышит, не заботясь о завтрашнем дне. «Я никогда в жизни не отдыхала так хорошо», — повторяла она все время. А я, зная всю сложную обстановку семьи Василия Васильевича, верил этому… «Читатель — накорми своего писателя», — взывал Розанов в 1918 году. На этот раз читатель приютил и накормил его дочь.