Эндрю Ллойд Уэббер - Снимая маску. Автобиография короля мюзиклов Эндрю Ллойд Уэббера

Три раза я звонил Стигвуду. И каждый раз он говорил, что занят и перезвонит позже. В конце концов мне удалось связаться с Дэвидом Ландом. Сказать, что он уклонялся от разговора, было бы преуменьшением. По всей видимости, Фрэнк Корсаро попал в автомобильную аварию, стал недееспособным и был вынужден расторгнуть контракт.Я позвонил Тайлеру Гатчеллу в Нью-Йорк, но он сказал примерно то же самое. Том О’Хорган совершенно точно встал у руля. Робин Вагнер был назначен сценографом, а Джулс Фишер – художником-осветителем. Тайлер подчеркнул, что собралась первоклассная команда.

Что-то не складывалось. Было уже начало сентября, а первые прогоны должны были начаться в октябре. И не было никакой надежды, что новые декорации успеют подготовить вовремя. Все предыдущие обсуждения с Томом О’Хорганом дали ясно понять, что на него не снизойдет озарение, и он не станет внезапным поклонником минимализма. Более того, нашей бродвейской площадкой был огромный театр Марка Хеллингера, с одной из лучших сцен Манхэттена. Здесь шла «Моя прекрасная леди». Подготовка должна была начаться еще несколько месяцев назад, а меня все это время держали в неведении.

Я обсудил бедственное положение с Сарой, и мы решили, что единственным выходом было срочно отправиться в Нью-Йорк и постараться привести в надлежащий вид хотя бы музыку. Была одна обнадеживающая новость: Бена Верина выбрали на роль Иуды. Я мало что знал о Бене. Он понравился мне в фильме «Милая Чарити», и о нем хорошо отзывались в Лондоне как о дублере Сэмми Дэвиса в мюзикле «Golden Boy».

ПЕРВЫМ «КРЕАТИВЩИКОМ», которого я встретил в Нью-Йорке, был только что нанятый музыкальный режиссер Марк Прессел, хороший парень, вскоре оказавшийся полностью замученным. Сразу было очевидно, что ни один порядочный рок-музыкант не будет играть в бродвейском шоу восемь раз в неделю. Но эта проблема оказалась ничем по сравнению с шоком, который я испытал, когда ознакомился с последним бродвейским творением О’Хоргана под названием «Ленни». Это была невероятно слабая пьеса, основанная на истории жизни комика Ленни Брюса. Совершенно неуместный вид голых пророков и исцарапанных прокаженных был достаточно пугающим. Но уродливые декорации были построены нашим новым сценографом, и весь этот кошмар освещал наш новый художник-осветитель, который также упоминался в качестве сопродюсера.

Когда я сказал Роберту и его шайке, что «Ленни» был самым отвратительным зрелищем, что я когда-либо видел в театре, мне прямо сказали заткнуться. Я заметил небольшой кивок со стороны Питера Брауна, предполагавший молчаливое согласие, но он воздержался от комментариев – он все равно не мог ничем помочь.Но вот где он блистал во всем своем великолепии, так это рядом с Сарой. Он понимал, что она очутилась в мире, далеком от школы благородных девиц в Западном Лондоне. Питер снимал чудесную квартиру на Сентрал-Парк-Вест (Central Park West), в которой живет и по сей день. В то время офис Стигвуда оплачивал сотрудникам какое-то жилье, но вскоре квартира Питера стала для нас вторым домом, особенно для Сары, страшно тосковавшей по родине. У Питера она нашла прибежище, не сравнимое с маленьким номером в отеле Waldorf, где нас поселил Роберт, хотя сам расположился в громадном пентхаусе. Между тем, все еще было неизвестно, когда приедет Тим.

Учитывая мое бешенство по поводу «Ленни» и общее состояние дел, Питер решил, что хорошо бы нам с Сарой уехать на время из Нью-Йорка. Мы отправились в Лонг-Айленд, где я увидел нечто, что, думал, вижу единственный раз в жизни. Но спустя годы был поражен тем же зрелищем в Японии. В баре достаточно фешенебельного ресторана стояла перевернутая бутылка Шато Лафит 1961 года, подававшегося порционно. Этикетка была переклеена так, чтобы ее можно было прочитать. Один бокал стоил сорок долларов. Прибавив к этому ситуацию с «Ленни», я в первый и последний раз в жизни задумался о походе к психотерапевту.

Репетиции начались в следующий понедельник. С самого начала стало ясно, что режиссерское видение «Иисуса Христа – суперзвезды» такое же утонченное и изящное, как Сизарс-пэлас в Лас-Вегасе. Труппа, впрочем, была замечательная. Джефф Фенхольт продолжил выступать в роли Иисуса. Бари и Ивонн по-прежнему играли Пилата и Марию Магдалину. Именно Барри привносил театральное здравомыслие в нашу работу. Бен Верин оказался одним из самых выдающихся артистов, с какими я когда-либо сотрудничал. Раз уж на то пошло, он был чересчур безупречным и профессиональным для роли Иуды, но едва ли это было его недочетом. Жалко, что мне больше выдалось шанса поработать с ним.