Александр Исбах: Женщина в Гражданской войне [Эпизоды борьбы на Северном Кавказе в 1917-1920 гг.]

Через три дня, когда бои утихли, я по распоряжению командира отряда выехала в село Рагули к раненым. По приезде в лазарет организовала прачечную. Всех больных и раненых бойцов остригла. Обновила обслуживающий персонал и, наведя порядок, отправилась обратно в свою часть.

Также я активно помогала больным и раненым бойцам в астраханских степях, когда разразилась эпидемия тифа.

В апреле девятнадцатого года противник окружил нас со всех сторон и повел ожесточеннейшее наступление. С нашей стороны было много раненых.

Еще утром почувствовала я себя плохо. К двенадцати часам делала перевязку раненым, уже ползая на коленях. Скоро потеряла сознание. Я заболела тифом.

После выздоровления вернулась к своей работе.

Во время сильного боя за овладение села Ремонтное я была сильно контужена. Даже речи временно лишилась.

В боях за реку Дон в районе Воронежа часть 34-го кавалерийского полка была переправлена через железнодорожный мост на сторону противника. Под натиском белых наши бросились обратно через Дон, который уже начинал покрываться льдом. Бойцы переплывали на лошадях, а часть бросалась вплавь, без лошадей. Один из них не смог переплыть и остановился под мостом у быка, посредине реки. Я решила спасти его.

Закончив перевязку раненых бойцов и комиссара дивизии, я взяла с санитарной линейки бечеву, бросилась на мост, вокруг которого рвались снаряды, и спустила ее бойцу, находившемуся в реке. Но вылезти по бечеве он сам был не в силах, так как у него закоченели сильно обмороженные руки и ноги. Все же вместе с другим бойцом мне удалось вытащить его из ледяной воды. Я быстро сделала ему спиртовое обтирание, одела в тулуп и отправила в Воронеж.

Вся моя работа проходила исключительно на передовой позиции.

Вместе с нашими бойцами верхом на лошади по пятам бегущих деникинцев добралась я до Черноморского побережья.

Бывший наш комбриг, а ныне награжденный тремя боевыми орденами, командир корпуса товарищ Апанасенко проявлял большое внимание к нам и всегда заботился о снабжении лазаретов необходимыми медицинскими материалами. Всегда он печалился о больных и раненых красноармейцах.

Очень требовательный в боевой обстановке, он пользовался громадным авторитетом среди бойцов. Его призыв — «Сыны революции, вперед!» для каждого был законом, требовавшим немедленного исполнения.

Бойцы нашего кавалерийского полка всем, чем могли, помогали раненым товарищам и нам, обслуживающему персоналу. Всевозможными путями они доставали перевязочный материал и все нужное для первой помощи раненому. Особенно были отзывчивы в этом отношении бойцы села Николина балка и само население Николиной балки.

Сентябрь семнадцатого года.

В Ростове формируется Красная гвардия.

Большевики двинулись на заводы и фабрики. Большевистские воззвания призывали к оружию.

Я читала в больнице няням и сестрам «Наше знамя» — большевистскую газету Ростова: «Записывайтесь в боевую рабочую дружину, обучайтесь и вооружайтесь. Нам еще придется схватиться в мертвой схватке с капиталом…»

Сиделка Нюра, помню, спросила меня:

— Ты пойдешь, сестрица Варя?

Меня почему-то все называли «сестрицей», хотя я была простой санитаркой. Я ведь не училась никогда.

Отец и мать — батраки и сама я — батрачка. В шестнадцатом году солдаткой приехала в Ростов и поступила в областную больницу.

Работала я хорошо, врачи хвалили, а низший персонал меня уважал за то, что я много читала. Я и Ленина читала. Как же можно было теперь не вступить в ряды Красной гвардии?

И вот в ноябре семнадцатого года, когда в Ростове началась гражданская война, я пошла на фронт с боевой дружиной трамвайных рабочих. С трамвайными рабочими я и раньше встречалась. Часто бывала у них на собраниях.

Меньшевики сильно старались обрабатывать трамвайщиков.

Однажды, когда мы переизбирали советы, в трамвайное депо пришли большевики. На собрании было много рабочих, но в президиум вошли случайные люди. Большевикам, выступавшим на собрании, пришлось нелегко. Были недружелюбные выкрики.

В этот момент в депо появились меньшевики и эсеры — Васильев, Гуревич, Локкерман.

С каким апломбом стали выступать соглашатели! Им казалось, что они уйдут победителями, что трамвайщики отдадут им свои голоса в совет…

Но когда Гуревич в пылу закричал: «Рабочие сами виноваты в беспорядках и разрухе!», его чуть не стащили с трибуны.