Игорь Мартьянов - Слово солдата

— Стоим в таком гиблом месте, что везде грязи по колено, а чистой воды — ни глотка, — ворчал Степан, укладываясь на соломе.

Из его же рассказа мы узнали, что неподалеку дымит чья-то полевая кухня, рядом с той кухней, на повозке, полная бочка воды, но подступиться к бочке никак нельзя. Какой-то необыкновенно свирепый старшина гонит всех прочь, близко не подпускает никого к своему хозяйству.

— Чистый аспид… — засыпая, бормочет Степан.

Недолго пришлось нам блаженствовать в теплой, уютной землянке. Сквозь сон я услышал, как невдалеке рванул вражеский снаряд, прошуршала над головой осыпающаяся с потолка земля, заскрипели бревна. А еще через минуту раздался истошный крик:

— Братцы, горим!

В том месте, где недавно так уютно, по-домашнему коптил самодельный каганец, полыхало пламя. Сухая солома с веселым треском на наших очумевших спросонку глазах превращалась в сплошную золотистую стену нестерпимого жара. Было ясно, что огонь отрезал нам путь к спасению — горело у выхода…

Кто-то первым решился на единственно верный шаг: разогнавшись, протаранил головой горящие снопы. Только искры брызнули во все стороны, от чего пышная соломенная постель запылала еще веселее. Но оторопь прошла, и мы, накинув на головы шинели, один за другим выскочили наверх.

— Что, поспали, вояки, черт бы вас побрал, — прибежал откуда-то командир взвода. — Какой же это дурак надоумил вас ставить плошку у входа да еще на соломе? Тушить! Живо! Заваливай вход!

— Вещмешки там…

— Живо, говорю! Радуйтесь, что сами уцелели.

Через минуту все было кончено. Там, где еще недавно мы блаженствовали на свежей, пахнущей солнцем и летом соломе, зияла черная яма да местами из провала струился голубоватый дымок.

Тишина. Нудно и так неуютно шуршит в голых ветвях холодный осенний дождик.

Наши вещмешки — у кого с сухим пайком, а у кого с куском домашнего сала — где-то догорали под толстым слоем земли и обугленных бревен. Из всего нашего имущества каким-то чудом уцелел лишь Степанов круглый, защитного цвета котелок. Видимо, после неудачных поисков воды так и уснул мой односельчанин со своим верным спутником.

Невдалеке за деревьями пофыркивали лошади, бренчали пустые ведра, глухо бухала крышка полевой кухни. Время от времени там раздавался чей-то сердитый, начальственный бас.

— Вот он, старшина… — тоскливо смотрит Степан в сторону кухни. — Жалко ему воды. Кричит: «Где я наберу для всех? Из чего обед варить буду?»

От кухни тянуло вкусным дымком. Но есть не хотелось. По-прежнему нестерпимо хотелось пить.

И тут у меня неожиданно мелькнула озорная мысль, созрело решение.

— Степан, дай котелок.

— Зачем?

— Пойду по воду.

— К этому аспиду?

— К нему.

Это мое неожиданное решение почему-то необыкновенно развеселило Степана.

— На, только не расплескай, — давясь смехом и вытирая слезы, протянул котелок.

— Постараюсь.

Из-за кустов долго изучал обстановку в районе кухни. Да, там действительно стояла на повозке бочка с водой. Два солдата-повара суетились возле кухни: подливали в котел воду, подкладывали дрова, что-то резали большими блестящими ножами. Тут же с видом полководца солидно прохаживался старшина. Вид его, и правда, внушал страх и уважение. Высокий, плотный. Черные висящие усы и большой крючковатый нос делали смуглое лицо решительным и свирепым. А голос — труба иерихонская.

Хотел уже было повернуть обратно, но вдруг решился. Печатая шаг, как недавно учили меня в запасном полку, проломился через кусты, в пяти шагах от старшины круто развернулся, звучно шлепнул единственным каблуком раскисших сапог и, вытянувшись в струнку, лихо вскинул руку к промасленной шапке.

— Товарищ гвардии старшина, разрешите обратиться!

Видимо, что угодно мог ожидать бывалый старшина в этом сыром прифронтовом лесу, только не такого уставного, давно забытого, может быть, еще довоенного к нему обращения. Недоумение, восхищение и сомнение разом промелькнули в его округлившихся глазах. Невольно смахнув под ремнем засаленной телогрейки воображаемые складки, застыв по стойке «смирно», старшина минуту молча глядел на меня, видимо, не зная что делать.

— Обращайтесь…

— Разрешите набрать котелок воды!

Старшина минуту смотрит мне в глаза и вдруг тихо говорит:

— Повар, налей ему… Полный котелок…

Обходя кусты, я нес воду не торопясь, осторожно, как самую большую драгоценность. За деревьями то тут, то там со скучающим видом стояли солдаты, поглядывая на кухню.