Леонид Ляшенко - Александр I. Самодержавный республиканец

В заговор против Павла I Александр, по совету Палена, Константина посвящать не стал — видимо, заговорщики не слишком надеялись на его здравомыслие и умение хранить тайны. Поэтому на протяжении всей жизни, в отличие от старшего брата, угрызениями совести он не мучился. Константин в принципе не был склонен к рефлексии, поэтому совесть редко напоминала ему о своем существовании. Убийство отца — событие, конечно, неординарное, оно могло потрясти и Константина, однако ничего подобного с великим князем не произошло.

События 11 марта 1801 года он воспринял как трагическое следствие естественного для любого самодержца риска, хотя память о судьбе отца и боязнь престола остались у Константина надолго. А тень того или иного престола преследовала его чуть ли не постоянно. В течение не слишком долгой жизни великому князю примеряли восемь корон: греческую, албанскую, дакийскую, шведскую, польскую, сербо-болгарскую, французскую, русскую, — но увенчать голову ни одной из них ему так и не довелось. Константин Павлович участвовал в войнах с Наполеоном в 1805–1807 годах и оказался настолько впечатлен гением французского императора, что сделался горячим сторонником мира с ним. Он так твердо уверовал в то, что новое столкновение с Бонапартом сулит разгром русской армии и падение династии Романовых, что даже предлагал себя в качестве посла для мирных переговоров с императором Франции.

Константин умудрился прозевать миг всеобщего патриотического подъема, величия народного духа и ликования, связанных с событиями 1812 года. В Отечественной войне он, конечно, участвовал, но делал всё как-то невпопад, вел себя исключительно по-своему, а потому, за что бы ни брался, всё портил и проваливал. Чего стоит одно из появлений великого князя в ставке командующего 1-й армией во время ее отступления от западных границ империи! Ворвавшись к Барклаю-де-Толли, Константин закричал на него: «Немец, шмерц [12] От Schmerz — боль; перен. скорбь, горе, печаль (нем.). , изменник, ты продаешь Россию, я не хочу состоять у тебя в команде. Курута (адъютант великого князя. — Л. Л.), напиши от меня рапорт к Багратиону, я с корпусом перехожу в его команду!» {266} 266 Цит. по: Муравьев А. Н. Сочинения и письма. Иркутск, 1986. С. 102. Через два часа он получил от Барклая пакет с требованием или подчиняться приказам командующего, или сдать корпус и покинуть армию. Великий князь выбрал первый вариант, но особой радости и пользы это никому не принесло. А вскоре по требованию командующего его вовсе удалили с театра военных действий.

После изгнания французов из пределов империи Константин Павлович считал миссию России полностью выполненной. Война, как это ни странно, вообще ему не нравилась, прежде всего потому, что портила внешний вид войск. Увидев входившие в Вильно потрепанные боями и переходами русские части, он бросил «историческую» фразу, прекрасно иллюстрирующую его отношение к военному делу: «Эти люди только и умеют, что сражаться!» Величественные замыслы Александра I по поводу обустройства постнаполеоновской Европы казались Константину безумием и самоубийством, поэтому помощником брату в его многотрудной деятельности он стать не мог, да и не желал заниматься этим бесполезным, по его мнению, делом.

В 1815 году Константин Павлович был назначен главнокомандующим польской армией. Современники не без оснований считали, что тем самым, помимо прочего, Александр I нашел удобный случай отделаться от брата, слишком шумного и чересчур иного. Действительно, Константин, с его манерой командовать подчиненными исключительно с помощью грубости, а то и мордобоя, с его мелочными придирками к окружающим и ненавистью к придворной жизни, был постоянным источником напряжения, беспокойства и внезапных, хотя и не слишком понятных ему самому, интриг. Что касается польской армии, то великий князь выпестовал ее и сделал чуть ли не образцовой. Правда, любви и уважения поляков это ему не принесло — да он и не стремился их завоевать.

Конституции Польши Константин Павлович попросту не замечал, превратив ее, по словам Чарторыйского, в «тяжелую и бесполезную комедию». Еще по поводу знаменитой варшавской речи императора великий князь писал начальнику штаба Гвардейского корпуса Николаю Мартемьяновичу Сипягину: «Посылаю вам экземпляр программы, бывшей здесь… в замке пьесы… на которой я фигурировал в толпе народа, играя роль пражского депутата по избрании меня в оные обывателями варшавского предместья Праги. Пьеса сия похожа на некоторую русскую комедию, когда чихнет кто впереди, то наши братья депутаты всей толпой отвешивают поклоны» {267} 267 Цит. по: Шильдер Н. К. Указ. соч. Т. 4. С. 85. . Такая вот оценка одного из важнейших шагов старшего брата. С одной стороны, он был полностью предан императору, с другой — жил в соответствии с им же самим установленными правилами и законами, грозя полякам: «Я вам задам конституцию!» — а потому творил, что хотел.