Осложнённый появлением кальвинизма, разделявшего протестантство изнутри и привлёкшего к себе даже нескольких князей, этот клубок конфликтов, отягощённый оппозицией со стороны немецких курфюрстов-епископов, отказывавшихся уступить своё имущество, подпалил континент с нескольких концов. От знаменитой Пражской дефенестрации [7] В Праге 23 мая 1618 года в Пражском Граде протестантские дворяне во главе с графом Турном выбросили из высокого крепостного окна в ров имперских наместников Вилема Славату и Ярослава из Мартиниц и их писца Филиппа Фабрициуса. Они не погибли, поскольку приземлились на кучу навоза. Католическая церковь объясняла их чудесное спасение помощью ангелов в их правом деле. С этого события началось восстание чешских сословий против власти Габсбургов.
в мае 1618 года, положившей начало войне, до сражения у Белой горы, окончившегося разгромом протестантских повстанцев в Богемии 8 ноября 1620 года, и разграбления Магдебурга, Франш-Конте или Пфальца Тридцатилетняя война была отмечена многими трагедиями на фоне династических распрей.
Говорят, что в Германии и сегодня ещё вспоминают эту войну и нанесённые ею раны, некоторые даже видят в ней источник современных пацифистских движений… Родившись почти через 30 лет после окончания боев, юный Иоганн Себастьян, вероятно, слышал о них от своей родни. Ибо население Северной Германии в буквальном смысле слова было выкошено этой войной, в Тюрингии, например, погибла почти половина жителей. Этой земле пришлось заплатить дорогую цену, ведь здесь столкнулись силы под предводительством шведского короля-протестанта Густава II Адольфа и Иоганна Церкласа фон Тилли, одного из главных полководцев имперской католической армии, неоднократно применявшего тактику выжженной земли: им был разграблен и сожжён Магдебург, опустошена Саксония перед битвой при Брейтенфельде, где он потерпит сокрушительное поражение…
Это ощущение хаоса надолго сохранится в памяти, в воспоминаниях одно ужаснее другого: голод и волки, рыщущие по деревням, резня и грабежи, насилие и мародёрство. Армиям наёмников было не свойственно повиноваться добрым побуждениям, а тем более щадить кого бы то ни было. Задолго до Гойи и Пикассо Жак Калло изобразил на своих гравюрах ужасы войны. Литература не осталась в стороне: Гриммельсгаузен в своём «Симплициссимусе», а впоследствии Шиллер и Генрих Гейне передадут их отголоски.
Война закончилась Вестфальским миром 24 октября 1648 года, который перекроил политическую карту Европы. Империя в очередной раз была ослаблена, поскольку состояла из множества маленьких независимых государств, каждое со своей религией. Несмотря на внешнюю угрозу со стороны Турции, некоторые европейские державы отделались сравнительно легко: Франция укрепила свои позиции, Швеция усилила своё влияние, а Бранденбург в некотором роде стал прообразом будущей Пруссии.
После таких глобальных потрясений обществу были необходимы существенные перемены, позволяющие обрести веру и надежду. Но единство христианского мира отныне было недостижимой мечтой: нужно смириться с тем, что у сильного всегда бессильный виноват, приняв условия мира князей и государств. Хотя с гражданской войной было покончено, противостояние интеллектуального и духовного порядка никуда не делось, в нём выразился «кризис европейского самосознания», о котором говорил философ Лейбниц.
А что, если при таких обстоятельствах музыка станет привилегированной областью, пространством относительного умиротворения, нового возрождения? Эта гипотеза современного писателя Жиля Кантагреля очень красива. В самом деле, музыка в те времена занимала большое место в жизни людей всех сословий, являясь одновременно средством выражения религии, в частности для лютеран, и способом отметить праздник, пообщаться и развлечься. Поскольку музыка предполагает интеллектуальную работу в тишине и покое, а затем коллективное восприятие, некий общий внутренний мир, она неразрывно связывается с мирным временем. Поэтому, когда десятилетия спустя какая-нибудь кантата Баха, например «Крестьянская», прославляла мир в городе или княжестве, пусть даже по очень официальному поводу, или когда церковное произведение выражало безмятежность и покой, дарованные Богом, можно поспорить, что слова этих произведений были исполнены глубокого смысла для людей, сохранивших в своей памяти ужасы Тридцатилетней войны.
Хотя множество авторов, даже не вдаваясь в агиографическую восторженность, подчёркивают, что в Иоганне Себастьяне соединились исключительные личные качества: любознательность, ум, работоспособность, здравомыслие, талант, гений, — нельзя отрицать влияние семьи на выбор его профессии музыканта. Впрочем, действительно ли речь шла о выборе ремесла в том смысле, какой мы вкладываем в него сегодня, придавая столь большое значение случайным обстоятельствам, полученному образованию, материальным затруднениям? Однако нет никаких сомнений, что семья и её многочисленные ветви сыграли важную роль в этом выборе, предопределив его жизненный путь.
Читать дальше