Андрей Стученко - Завидная наша судьба

А Бабич спрашивает спокойно:

— Ну как, будешь еще бегать?

— Нет, — твердо отвечаю я.

— Учиться будешь? Оправдаешь доверие?

— Да. Оправдаю.

— Ну иди. Желаю удачи. Советской власти очень и очень нужны хорошие красные командиры. Запомни это, Андрей!

Позже не раз в моей командирской практике приходилось сталкиваться с «трудными» людьми, и воспоминание об этом разговоре с комиссаром Бабичем всегда помогало правильно решить вопрос, найти нужные слова, чтобы убедить человека, сберечь его. В этой связи запомнился случай, имевший место в 1961 году, когда я командовал войсками Приволжского военного округа.

Прокурор принес мне однажды на подпись документ. Читаю: офицер такой-то предается суду военного трибунала за нарушение приказа — отказался ехать на новое место службы. Спрашиваю:

— Кто с ним говорил?

— Все, — отвечает прокурор. — И всем заявляет одно: «Не поеду, пусть делают со мной, что хотят».

Рука потянулась к перу, чтобы подписать бумагу, но на полпути остановилась.

Нет, не могу подписывать, пока сам с ним не поговорю. Приказываю вызвать провинившегося.

Является совсем молодой офицер. Усаживаю его, начинаю разговор. В шутливом тоне описал, как меня когда-то вразумлял комиссар курсов Бабич, как он спас меня от неправильного шага.

— А вот сейчас с вами приходится вести беседу почти в том же духе. Разница лишь в том, что я тогда был мальцом несмышленым, а вы ведь офицер, серьезный человек, который призван воспитывать других. Как же вы могли дойти до жизни такой!

Понемногу разговорились. Признался офицер, что жена доняла: не хочет уезжать из большого города, так и поставила вопрос — или я или служба!

Через полчаса мой собеседник встал и сказал:

— Спасибо, товарищ командующий, за науку. Сам я, видимо, не подумал как следует.

— Ну вот и хорошо, — пожал я ему руку. — Но за попытку нарушить приказ отсидите десять суток под арестом. А потом поедете к новому месту службы.

— Слушаюсь! — весело и облегченно выдохнул офицер, словно тяжкий груз упал с его плеч...

«Как же все-таки смог комиссар Бабич так много узнать обо мне и столь убедительно повести разговор?» — не раз спрашивал я себя, вспоминая былое. Ответил на этот вопрос мой товарищ по 11-м кавкурсам и 1-м Крымским кавкурсам генерал-майор Петр Сысоевич Ильин. Ответил только в июле 1962 года, когда я заехал в Киев навестить его.

П. С. Ильин был на курсах председателем ячейки РКП (б) и РКИ. Он знал меня по Белой Церкви, знал о моих «похождениях» и подробно рассказал обо всем Бабичу.

Так спустя сорок лет я случайно установил, кому еще, кроме комиссара, обязан тем, что не сбился в свое время с правильного пути.

Летом 1922 года в Крыму была необычная обстановка. Уже прошло полтора года после разгрома Врангеля, но в горах все еще скрывались группы белогвардейцев, не успевших удрать или специально оставшихся для борьбы с Советской властью. Их активно поддерживали богатые крымские татары. Частям Красной Армии в Крыму приходилось быть постоянно настороже, то и дело проводить операции по ликвидации белогвардейских банд.

Даже в самом Симферополе ночью, а кое-где и днем появляться в одиночку было небезопасно.

Сильно досаждали нам и «бывшие», которые с презрением и насмешками рассматривали нашу форму. А одеты мы были, надо сказать, действительно необычно, и повод к издевкам, возможно, был. Блестящий уланский кивер и палаш плохо сочетались с гимнастеркой, обмотками, английскими ботинками со шпорами. Этих издевок и не выдержал однажды наш курсант Ляпницкий: парень попытался схватить за горло бывшую буржуйку, которая в открытую издевалась над ним. Дорого обошлась Ляпницкому такая невыдержанность во время состоявшегося вскоре приема в комсомол.

Собрались комсомольцы в клубе, как всегда, «при полной боевой» — при шашке и винтовке с боевыми патронами. Открыв собрание, секретарь ячейки РКСМ зачитал список рекомендованных в комсомол, после чего предложил высказаться по кандидатурам. Послышались выкрики: «Даешь! Ставь на голосование!» Кое-как уняв шум, секретарь взмолился:

— Товарищи, так же нельзя, надо высказать свое отношение к каждому и дать характеристику, общую и боевую, а потом можно и проголосовать списком.

Я стоял в списке не по алфавиту, а третьим и благополучно прошел, но, когда дошла очередь до курсанта Ляпницкого, комиссар Бабич предложил отвести его кандидатуру и рассказал собравшимся о злополучной истории с буржуйкой. А порядок у нас был строгий: курсанты обязаны были образцово вести себя всюду.