Андрей Стученко - Завидная наша судьба

...Распорядок жизни на курсах был такой, чтобы мы могли в любую минуту сесть на коня и вступить в бой. Правда, не все было продумано. Например, вопреки здравому смыслу и правилам Устава внутренней службы, седла хранились в цейхгаузе, который находился в трехстах метрах от конюшни, в казарме. Поэтому по сигналу боевой тревоги нам приходилось, надев шашку, патронташ, забросив винтовку за спину и выхватив из пирамиды пику, бежать в цейхгауз, брать тяжелые седла и тащить их на себе до конюшни. Истощенные постоянным недоеданием, мы после такой пробежки еле дышали. Забросить седло на спину лошади уже не хватало сил. Делали это вдвоем. Но на боевые задания все мы ходили охотно. Во-первых, каждый мечтал бить контру, а во-вторых, те, кто находились на боевых заданиях, лучше кормились, за счет местных жителей, да и лошадям перепадало кое-что сверх нормы.

Учились с увлечением. Овладевали конным делом, рубили лозу, кололи пикой чучела, джигитовали и зубрили Полевой устав 1916 года в советском издании — своего, нового мы тогда еще не имели. Кавалерийская наука давалась нелегко. Часто происходили несчастные случаи. На полном скаку после укола пикой лежащего на земле чучела курсант делает вертикальный и полугоризонтальный полукруги пикой, чтобы снова взять ее в положение «к бою», но одно неточное движение — и конец пики попадает между ногами лошади. Пика — пополам, лошадь падает через голову, а всадник со всего маху натыкается на обломок пики, воткнувшейся в землю.

Бывало и так, что, прыгая через гроб (так называлось препятствие в виде толстой кирпичной стенки), лошадь задевала его передними ногами, переворачивалась в воздухе и всей тяжестью обрушивалась на всадника. При этом у всадника чаще всего случался перелом ключиц. Но такая травма считалась легкой.

В конце осени пронесся слух, что к нам едет инспектор кавалерии Рабоче-Крестьянской Красной Армии Сметанников. Начали готовиться к смотру. Учения в конном строю шли с утра до вечера. Мы чистили коней, снаряжение, оружие. Некоторые командиры, служившие раньше офицерами в коннице царской армии, уже тогда знали генерала Сметанникова как очень строгого и требовательного начальника.

— Ну, держись, — предупреждали они, — спуску от него не жди. Старый воробей, насквозь все видит...

Мы порядком вымотались.

И наконец...

— Едет, едет! — разнеслось по эскадронам.

Все замерло. В открытые настежь ворота въехал экипаж, в котором рядом с Е. С. Шейдеманом сидел седовласый человек с короткими посеребренными усами на холеном интеллигентном лице. На госте длинная кавалерийская голубоватая шинель с воротником и обшлагами темно-серого цвета. Это Сметанников. Он оказался совсем не таким, как нам его расписывали. Несмотря на свой генеральский важный вид, разговаривал с нами дружески и просто.

После беседы с курсантами Сметанников вдруг сказал Шейдеману:

— Прикажите, голубчик, узнать фамилию часового у ворот.

Через несколько минут дежурный по курсам комвзвода Д. Вольфенгаген смущенно доложил:

— Часовым у ворот был курсант Апохин. Но он исчез!.. Обыскали двор, конюшни, казармы... Как в воду канул...

— Я так и знал, — улыбнулся Сметанников. — Ведь он у меня был коноводом и в начале прошлого года удрал в банду Махно, прихватив мой экипаж и двух верховых лошадей.

Все почувствовали себя крайне неловко. Комиссар промолвил:

— Да, лучше нам надо изучать людей.

Приезд Сметанникова доставил много хлопот, но и принес пользу. Улучшилась дисциплина. Опытный конник заметил отдельные изъяны в нашем обучении и указал, как исправить их.

Щеголь Пац-Помарнацкий как-то на учениях пустил в дело свой стек — ударил по спине зазевавшегося курсанта. «За физическое оскорбление» подчиненного бывший корнет попал под суд.

Многие из нас думали, что за Пац-Помарнацкого вступится начальник курсов. Но Евгений Сергеевич Шейдеман не сделал этого: будучи потомственным военным и замечательным педагогом, он осуждал подобные методы воспитания подчиненных.

Нашим командиром стал Николай Сергеевич Осликовский — умница, превосходный конник и чудесный товарищ. Его уважали все курсанты. В годы Великой Отечественной войны Н. С. Осликовский командовал кавалерийским корпусом, а ныне, будучи в отставке, успешно консультирует кинофильмы.

Осенью 1923 года был произведен очередной выпуск краскомов. Вскоре после этого курсы были реорганизованы. Мы получили направления в другие учебные заведения. Я в числе небольшой группы попал в Елисаветград в 5-ю кавалерийскую школу. Мой товарищ Петр Кириллович Кошевой (ныне генерал армии) вернулся к своим червонным казакам. Андрей Антонович Гречко (ныне Маршал Советского Союза, Министр обороны СССР) уехал в Таганрогскую кавалерийскую школу. Так мы, «крымчане», разбрелись по стране, по многим учебным заведениям, чтобы добиться своей цели и стать красными командирами.