В один период мне повезло. Некоторое время летом я работал у немецкого бауэра (крестьянина). Нас двоих он купил у проводников, которые водили нас на работу. При этом было жесткое условие — мы должны были в точно определенное время и в определенном месте утром откалываться от колонны и вечером вливаться в неё. Так зарабатывался дополнительный кусок хлеба (бутерброд) и чашка кофе. Это был наш обеденный рацион, которого мы не имели на разборке развалин.
Апрель 1945 г. Наконец долгожданное освобождение. Нас освобождали американские войска. Сразу улучшилось питание. Появились наши офицеры. Нас перевели в немецкие военные казармы, где условия были лучше.
Кончилась война. Нас стали готовить к отправке домой. В августе дошла очередь и до нас. Так же в товарном вагоне, но несколько в лучших условиях, нормально снабженные продуктами, мы отправились в обратный путь на родину. Встречу с родиной наша семья ждала с нетерпением. Другого у нас помысла не было. Мы не завидовали немецкой жизни. У нас был, наверное, очень силён зов предков.
Наконец мы выгрузились на ст. Бетлица. Забрали свой скарб на плечи (продукты съели в пути) и отправились за 15 км домой. Жажда добраться быстрее домой была столь велика, что мы ни на минуту не задержались на станции.
И вот через 3 часа пути мы выходим из леса напротив своей деревни. Смотрим — стоят только несколько небольших свежесрубленных изб и ещё несколько незаконченных срубов.
Мама, посмотрев на эту картину, упала и зарыдала. Мы тоже не могли стоять. Сели и тоже плакали. Неясно даже было: от горя или от радости мы плакали. Наверное, было и то, и другое. От горя — из-за потерянной прекрасной довоенной жизни и от радости, что пережит наконец чужестранный кошмар. Мы наконец дома, где всё родное. Соседи, деревья, тропинки, дух предков. Была радость Родины!
Не было дома. Не было мужчин. Впереди зима. Продуктов в запасе нет. Все это промелькнуло в голове матери. Немного придя в себя, продолжили путь. По деревне не шли, а прошли большаком и вышли прямо на свою усадьбу. Пришли и сели на родные камешки, и снова слезы радости. Появились соседи. Стали обниматься и думать о проблемах. Рассказали, что первую зиму, кто прибыл первым, жили в одном немецком блиндаже. Затем первые прибывшие строились и в блиндаж заселялись новые жильцы. Мы прибыли последними, но блиндаж ещё был занят.
Что я обнаружил, когда пришли мои сверстники? То, что за два года я практически не подрос и отстал от своих сверстников почти на целую голову. Это был итог моего путешествия в Германию.
Взрослые говорили, что будет трудно с продуктами, так как урожай плохой. В колхозе не осталось никакой тягловой силы, кроме женщин. К осени приобрели шесть коров и три лошади, но еще не заготовили для них достаточно корма. До войны у нас в колхозе было около 60 лошадей, более сотни коров, свиноферма, овцеферма, птицеферма, пасека, сад. Не считая, что еще во дворе в каждой семье были корова и подтелок, пара свиней, пяток овец, несчитано кур. Картошку, зерно просто высыпали у дома — и забирай, что тебе причитается.
Теперь все нужно было начинать не просто сначала, а из немыслимого ничего, из преисподней. Это был для нас страшный итог войны. Но жизнь брала свое. Люди собирались, постепенно обустраивались, обживались, помогая друг другу, как это всегда было на Руси. Перезимовали и мы у дяди в соседней деревне. За зиму из лесу на себе вывезли для сруба лес. Весной поставили сруб, и жизнь начала возвращаться. На крапиве, лебеде и картошке я догнал сверстников в росте, пошел в школу. И жизнь вновь закружилась.
Но не было уже той силы в нашем колхозе. Почти каждый дом потерял мужчину. Молодые девчата уехали в город на заводы и стройки. Подрастающие ребята шли в школы ФЗО, училища, институты. Страна поднималась и строилась. Начала поступать в село техника, и жизнь на селе вновь начала оживать. Мы, бывшие узники фашистских лагерей, окрепли и стали тоже активными участниками восстановления страны.
Не заметили, как подкралась и старость. У нас выросли дети и внуки, и стали мы готовиться к спокойной и радостной старости. Ан нет. Вновь по нам нанесен удар. Нас вновь лишили покоя. Если в ту войну у нас отобрали счастливое детство, то в эту — спокойную старость.
Мой дед родился еще крепостным. Мать в детстве топила печь без трубы. О школе и не шло речи. Только при Советской власти мы стали людьми и смогли жить по-человечески.
Читать дальше