Из г. Жлобина вместе с местными жителями опять выгнали и снова погрузили в товарный эшелон. С остановками везли несколько дней, куда везли, никто не знал. Когда остановились совсем, все приникли к щелям и увидели горы вещей и решили, что привезли на расстрел. Но нет, всех загнали за колючую проволоку на ночлег. Жилья никакого не было, то есть под открытым небом. Утром, только стало светать, стали выгонять на дорогу. Дедушка еще не поправился после тифа да провел ночь на мерзлой земле, совсем ослаб и идти не мог, и его пристрелили. Так мы его и оставили, даже не захоронив. Так гнали нас колонной до позднего вечера. Ни шагу в сторону — расстрел, остановился — прикладом куда попало. Мама из-за нас останавливалась и каждый раз ее били. На ночь опять загоняли за колючку, и с утра снова в путь. Обессиливших пристреливали. Матери от бессилия бросали детей. Я помню брошенного младенца и мальчика 3-4 лет. Иногда задерживали на 3-4 дня в лагере.
И однажды на 16 тысяч человек (так говорили) привезли машину конины и стали издеваться: то в очередь построят, то разгонят. От этих всех издевательств несколько человек задавили. Никаких продуктов не давали, воду брали из окопов, где лежали трупы.
В конце марта или в начале апреля 1944 года в лагерь проникла русская разведка. Красноармейцы сказали, что скоро нас освободят, и чтоб никто никуда не уходил, так как кругом все заминировано. Через сутки нас освободили, кого пешком, а детей на машинах доставили на станцию Речица. Здесь нас регистрировали, проводили санитарную обработку, а потом карантин. Отсюда отправляли по месту жительства.
В конце апреля 1944 года вернулись на Родину. А здесь ни кола, ни двора, одна печная труба на месте дома. Из вещей одно детское одеяло да консервная банка из-под американской тушенки, заменяющая кружку. С этого и началась новая жизнь. Сейчас я инвалид второй группы. Бывшая медсестра анастезист. Одинока. Жизнь прожита.
Сагаровский Александр Михайлович
1924 г.р., ур. д. Берестовая (Украина), проживает в г. Обнинске
В 1943 г. всех жителей нашей деревни Берестовая немцы построили в колонны и погнали на Близнецы. В Близнецах нас загнали в вагоны-телятники и повезли в большой лагерь Лозовой, где подвергли санобработке, постригли, нарисовали на груди знаки, кого куда и в какую отрасль на работу.
Из Лозовой нас отправили в Польшу, недалеко от города Люблин в концлагерь уничтожения Майданек. Там мы прошли карантин. Кормили один раз в сутки. Вскоре нас снова погрузили в вагоны, более молодых и здоровых, и повезли в г. Обергаузен. На вокзале нас встретили коричневорубашечники, полицаи с собаками и погнали в концлагерь. Лагерь был окружен забором. По углам возвышались добротные вышки с пулеметами. Нас переодели в новую форму со знаками «ОСТ» на груди, что означало: восточный рабочий, обули в штрайгольц (деревянные колодки) и распределили по шахтам.
Каждое утро подъем в 6 часов. Получали кусочек хлеба наполовину с древесными опилками и гнали на работу в сопровождении солдат. Обращались с нами хуже, чем со скотиной. Когда колонна двигалась по улицам, немцы выходили и смотрели на «руссише швайне» — это означало «русские свиньи». Так нас немцы называли. Дети бросали в нас камнями. Курящие подбирали окурки, если повезет найти. За это получал 5 плеток.
И так изо дня в день нас гоняли на работы в шахты без выходных, на самые тяжелые работы, где температура в лаве доходила до 40 градусов по Цельсию. Лавы были 40—45 высотой. В лавах работали голыми, как мать родила. Многие погибли от агрессии немцев. Избивали нас нещадно. Тела бросали в вагонетки, сверху досыпали углем и отправляли на гора, где вагонетки опрокидывали в большие вагоны и трупы увозились в неизвестном направлении с углем.
Мы встречали в шахтах и поляков, и французов, и итальянцев, сербов, хорватов. Их кормили получше, чем нас. Когда после них оставалась пища, тогда ее отдавали нам, русским. Так проходила моя юность в застенках лагеря до появления второго фронта.
После открытия второго фронта нас погрузили в вагоны и повезли ближе к итальянской границе. Там мы копали окопы, блиндажи, ходы сообщения. Здесь был очень строгий порядок. Вся охрана была в коричневой форме и в офицерской должности. Когда гнали после работы в лагерь, а кругом поля и на полях растет брюква, шпинат и морковь, невозможно было удержаться от соблазна что-нибудь сорвать. Голод постоянно преследовал тебя. Кто вырвет корнеплод, тому 10 шомполов в лагере принародно, чтобы неповадно было другим.
Читать дальше