Михаил Гладышев - Плутоний для атомной бомбы

Николай Григорьевич Чемарин, возглавлявший исследовательскую группу, был тоже пришелец из армии после войны в звании подполковника с боевыми наградами и, главное, с умной головой. Он был кандидатом наук и умел свои знания вложить в отладку технологии. Все задумки технологов он грамотно оценивал и проверял в условиях лаборатории. По результатам проверки принимались решения что внедрять, а от чего отказаться. Работал он со своей группой с «живым» продуктом со всем «букетом» излучений и вредной загазованностью и вскоре, как многие другие, вынужден был перейти на другую работу, в ЦЗЛ. Интересна его дальнейшая деятельность. Он был избран по конкурсу на должность начальника лаборатории в Никитском ботаническом саду, что в Крыму возле Ялты. Там он вел изучение миграции радиоактивных веществ в растениях, загрязняя зародыши импульсными количествами. Необычная тема многих заинтересовала, Николай Григорьевич стал уважаемым ученым и жил неплохо. Но работа на нашем заводе заложила в него болезнь, которая в Крыму не излечивается. Он вернулся к своему сыну в наш город и, немного прожив, умер от рака желудка. Его сын занимался теми же работами в лаборатории завода, в которой отец подорвал свое здоровье, ненамного пережил отца и тоже умер от ракового заболевания. Трагедия этой семьи дополнилась еще и тем, что и мать, будучи тяжело больна, умерла накануне смерти отца и сына.

В нашем городе всякое бывает. Жертвы освоения нового производства были и есть немалые, и пора бы подсчитать их и дать оценку нашей деятельности не только по тому, какую атомную бомбу изготовили, но и по тому, чего это нам стоило. Когда читаешь и слушаешь о Чернобыльской трагедии, то невольно задумываешься: отчего так много шума от нее и почему такая тишина там, где зарождалась ядерная энергетика. За время учета облучаемости в рабочих условиях официально записано у меня 332,5 бэр, а если учесть самый начальный период работы, когда не было учета облучаемости, то надо эти величины увеличить в 2—3 раза, а три года назад комиссия ВТЭК определила мою утрату трудоспособности только на 5%. Непонятно? Да, и мне непонятно, почему такой крик по результатам Чернобыльской аварии и почему другая оценка воздействия на организм у тех, кто непосредственно, порой всю свою трудовую жизнь работал в тесном контакте с радиоактивными излучателями и потерял свое здоровье.

Возможно, наша родная медицина откроет в этом новое явление вроде адаптации организма? Это не ирония. Медицина была и есть для нас родная мать. Еще в начале пятидесятых годов все работники завода проходили медицинское обследование не реже одного раза в полгода, а при выявлении каких-либо отклонений — лечили в больнице при филиале института биофизики. Некоторых работников, имеющих признаки лучевой болезни, переводили на работы с меньшей вредностью. Многие из нас хорошо знают и помнят Ангелину Константиновну Гуськову. Она не только следила за нашим здоровьем, но и лечила нас в хороших лечебных условиях. Ангелину Константиновну теперь знают во всем мире как ученую с мировым именем. Мы помним и других первых наших врачей: Ефросинью Алексеевну Еманову, Василия Константиновича Попова, Антонину Яковлевну Заботину. Валентину Гавриловну Кулагину, а Виктор Николаевич Дощенко до сих пор следит за нами и умело доказывает, что вредность от излучений не столь велика, как описывают неграмотные журналисты, и что от курения больший вред, чем от воздействия радиоактивности.

В начальный период подбирали разные средства, которые стимулировали организм сопротивляться вредному воздействию излучения. Главное средство — личная гигиена и чистота рабочих мест были и остались до сих пор законом на производстве. Применялась и лечебная физкультура и даже было опробование влияния алкоголя на организм. В 1950 году мы выдавали рабочим, идущим на загрязненный участок, водку или спирт. Это испытание длилось 3—4 дня, а затем его отменили. Слишком много стало желающих. Когда, в 1953 году я лежал на излечении в институте биофизики, то нам давали вино, как стимул к выздоровлению. Что-то в этих средствах есть полезное, особенно если пить пиво. Оно вымывает радионуклиды из организма. Но главное, что нам помогало и помогает сейчас, это санаторно-курортное лечение. Те, кто имеет профзаболевание, ежегодно лечатся в санаториях или домах отдыха. В нашем городе построен специальный профилакторий, где больные лечатся регулярно и получают хорошие результаты. Все мы знаем и очень уважаем врачей и сестер этого храма здоровья, который постоянно обновляется средствами лечения. Главный врач нашего санатория-профилактория Александра Васильевна Щербакова с первого кирпича здания до современного дворца здоровья переболела всей историей его создания и собрала такой коллектив, что если больной даже не будет принимать процедуры, он будет здоров от одного теплого внимания к нему. Словом, работники комбината, получившие профзаболевание, хорошо обеспечены лечением и это наверняка помогает нашей «адаптации».