Евгений Толстых - Зорге. Загадка «Рамзая». Жизнь и смерть шпиона

«Токио, тов. Инсону («Рамзаю»). Сообщите, какое решение принято японским правительством в связи с войной между СССР и Германией. Случаях перебросок войск нашим границам немедленно сообщайте нам».

28 июня 1941 года в Центр ушла ответная шифрограмма:

«Решение о движении на Сайгон было принято (во-первых) под давлением радикальных элементов, которые требовали действий, но при условии избежания конфликта с Америкой и, во-вторых, чтобы выиграть время в течение германо-советской войны. Источник «Инвест» утверждает, что, как только Красная Армия получит поражение, Япония выступит на север, но указал, что Япония желает купить Сахалин мирным путем…

Германский посол Отт подтверждал в отношении первой части этого, но Мацуока на вопрос Отта в отношении второй части сказал, что Япония выступит против СССР, как он об этом всегда заверял его. Затем Мацуока сказал послу Отту, что император согласился на движение в Сайгон еще некоторое время тому назад и что это не может быть изменено в данное время. Поэтому Отт понял, что Япония не выступит на север сейчас».

Шифрограмма была доложена Сталину и Молотову.

14 сентября 1941 года Зорге радирует совершенно определенно:

«По данным источника «Инвеста», японское правительство решило в текущем году не выступать против СССР… « Инвест » сказал, что после 15.9 СССР может быть совсем свободен».

Именно последнее сообщение Зорге Аллен Даллес охарактеризовал как равноценное нескольким дополнительным дивизиям в судьбоносном сражении под Москвой. Примерно так же говорил и Сталин. Что объединяло этих двух выдающихся людей в контексте рассматриваемой нами темы? Ни один, ни другой не знали в лицо тех, кто совершал свой «подвиг разведчика». Да и те, кто совершали, почти не знали друг друга.

Лишь сам Зорге и Клаузен, завербованные непосредственно 4-м Управлением в Германии, знали свое начальство. Мияги действовал в японской секции Американской коммунистической партии, и назначение на «краткую миссию» в Японию состоялось через неустановленного агента Коминтерна. Он порвал все связи с американской партией и имел четкие инструкции, предписывающие не поддерживать никаких контактов с японскими товарищами в Токио.

Сначала Мияги считал, что они с Зорге — единственные члены группы, но время шло, и вскоре он познакомился с Вукеличем, Одзаки и Клаузеном, которых представили ему как членов группы.

Вукелич, как и Мияги, был уверен, что его завербовали в Париже в организацию, непосредственно подчинявшуюся Коминтерну и не имевшую никаких связей с национальными коммунистическими партиями. «Зорге никогда не говорил об истинном характере нашей организации».

У Одзаки сложилось куда более определенное впечатление о работе группы. Он уже узнал от Агнес Смедли в Шанхае, что в советских службах в Москве его зарегистрировали под кодовым именем «Отто» и что он работал на одну из секций Коминтерна.

По причинам практического характера, а именно: безопасности организации, Зорге ограничил контакты между ее членами. Клаузен, как радист и казначей, знал, по крайней мере, псевдонимы и кодовые имена каждого члена, но даже ему не было известно настоящее имя Одзаки до последних дней существования группы, а имя Мияги он узнал только после его ареста. Одзаки лишь однажды встречался с Клаузеном и не знал его имени. Он также никогда не встречался с Вукеличем.

Встречи Зорге с помощниками всегда были тщательно спланированы. Лишь он один поддерживал непосредственную связь с каждым из основных членов группы. Когда дело касалось Клаузена — трудностей было не так много: оба они были членами Немецкого клуба в Токио и не было ничего странного во встречах соотечественников. Самые важные встречи происходили в доме у Зорге, и единственным опасным моментом была передача документальных материалов, а также возможность рутинной бюрократической проверки, которую могла предпринять японская полиция в отношении машины Клаузена. Клаузен хорошо натренировался в использовании разных маршрутов при поездках к дому Зорге. Был у них и условный знак, наличие которого на доме Зорге говорило о присутствии там женщины. Как сказал однажды Клаузену сам Зорге, «когда у меня над дверью горит лампа, пожалуйста, не входите ко мне, потому что это означает, что у меня посетитель».

В основном все встречи назначались заранее и часто по телефону.

Зорге и Вукелич были коллегами — оба иностранные журналисты, и они часто, не таясь, встречались в доме последнего до его развода с Эдит. Да и, похоже, не было особого смысла в неукоснительном соблюдении правил безопасности в обычных контактах трех европейцев — членов группы. Как писал Зорге, «строгая приверженность этому теоретическому принципу была затруднительной и представляла собой пустую трату времени».