14 января войска 20-й армии, успешно продвигаясь на запад, овладели еще несколькими населенными пунктами. Была взята и Лудина Гора — сильнейший опорный пункт на дамском рубеже. Я видел разрушения на Лудиной Горе. Тяжелые снаряды калибром 152 и 203 миллиметра сделали свое дело — разворотили, покорежили до неузнаваемости более двадцати особо укрепленных огневых точек, несколько орудий, минометов. В разрушенных постройках насчитывалось до трехсот убитых оккупантов.
Началось преследование отступающего противника.
Правее 20-й армии успешно продвигались вперед части 1-й ударной армии, левее перешла в наступление 16-я армия генерала Рокоссовского. 17 января советские войска освободили Шаховскую и Рузу.
Операция едва закончилась, как тут же в штабах, словно в учебных классах академии, начались разборы всех ее звеньев, детальные, самокритичные разборы. Положительная в целом оценка действиям войск, артиллерийскому наступлению не заслонила наших недостатков. Бои показали, что еще очень многое надо перестраивать в боевой практике соединений и частей, дабы полностью выполнить директиву Ставки от 10 января. Стало очевидным, в частности, что огневые позиции наступающей артиллерии следует еще смелее приближать к переднему краю. Надо резко поднять организацию взаимодействия всех родов войск. Чтобы избежать ошибок при распределении артиллерии и постановке ей задач, требуется во много крат надежнее, чем до сих пор, вести разведку всей системы обороны противника, дальше проникать в ее глубину.
Итак, прежде всего учеба, разборы боев, а уж после этого почести победителям. А чествовать нам было кого, ведь в боях под Москвой родилась гвардия нашей артиллерии. Первыми гвардейского звания удостоились полки, которыми командовали майоры А. И. Брюханов, И. П. Азаренков, Н. К. Ефременко и капитан Н. С. Алешкин.
В последний день января генерал Камера приказал мне выехать в Москву — в Главное политическое управление Красной Армии, получить там два гвардейских знамени и доставить их в 20-ю армию для вручения полкам И. П. Азаренкова и Н. К. Ефременко.
В ГлавПУРе незнакомый полковой комиссар, кивнув на зачехленные знамена, стоявшие в углу его кабинета, сказал:
— Обязан напомнить, товарищ Великолепов, за них отвечаете головой! Охраны выделить не можем. Вдвоем повезете. Со старшим батальонным комиссаром. — И он представил мне политработника, который до того молча сидел у края стола и оценивающе меня разглядывал.
Знамена в «эмке» не поместились, пришлось привязать их сверху. Уже стемнело, когда мы тронулись в путь. Сначала едва ли не через каждые пятнадцать минут останавливались, проверяли, не ослабла ли веревка, в порядке ли наш драгоценный груз. Понятное дело, нервничали: шутка ли, остановиться и не обнаружить на крыше машины доверенные нам святыни!
Ночь, поземка, мороз. Чтобы согреться и взбодриться, крепенько так сшибаемся плечами: кто кого к дверце притиснет. Старший батальонный силен — ни с места! Греемся, а на душе неспокойно: как там знамена?
На Волоколамском шоссе заново перевязываем чуть ослабевшую веревку. Ближе к фронту достаем, держим наготове пистолеты. Неровен час, нарвешься на вражескую разведку: она, надо сказать, не дремлет, противник даже при отступлении довольно смело забрасывает в нашу прифронтовую полосу хорошо обученные разведгруппы.
В небольшом поселке даем передышку издерганному частыми остановками шоферу. Сами спать не собираемся. У одного в руках — знамена, у другого — изготовленное к стрельбе оружие. Скорый на суждения современный молодой читатель, может быть, и подумает: «Все-таки чудновато вели себя тогда люди!» Да ведь и ныне в Уставе записано: «Боевое Знамя воинской части Вооруженных Сил СССР есть символ воинской чести, доблести и славы». Оно является напоминанием каждому солдату, сержанту, офицеру и генералу об их священном долге преданно служить Советской Родине, защищать ее мужественно и умело, отстаивать от врага каждую пядь родной земли, не щадя своей крови и самой жизни… При утрате Боевого Знамени командир части и военнослужащие, непосредственно виновные в таком позоре, подлежат суду военного трибунала, а воинская часть — расформированию. Но дело не в трибунале — мы просто не могли вести себя иначе.
Втрое больше времени, чем обычно, занял путь от Москвы через Волоколамск, Шаховскую до села Середы, где теперь располагался штаб 20-й армии. Прибыв на место, представились члену Военного совета дивизионному комиссару П. Н. Куликову, и на второй день вместе с ним выехали к Азаренкову.
Читать дальше