Ричард Холл - MOBY. Саундтрек моей жизни [litres]

Я был голоден и хотел съесть свой законный сейтан с картошкой, но вместе с тем я уже входил в маниакальный, гипнотический рабочий поток, который был лучше любой выпивки, наркотиков, секса и научно-фантастических книг. Я снова надел пушистые тапочки, взял кошелек и впустил курьера в здание. Открылись двери лифта, и все произошло именно так, как я боялся. Невысокий парнишка-курьер стоял передо мной, одетый в насквозь промокшее пончо. Он даже обвязал ноги полиэтиленовыми мешками. Коричневый бумажный пакет, который он мне протянул, тоже оказался насквозь мокрым. «Я худший человек в мире , – подумал я. – Попросил этого бедолагу приехать ко мне на велосипеде, а сам сижу дома, в тепле, сухой, самодовольный и сытый» .

– Сколько с меня? – спросил я. Он широко улыбнулся мне из-под капюшона промокшего пончо.

– Четырнадцать долларов, сэр! Я протянул ему 20-долларовую купюру, потом мне стало его жаль, и я добавил еще пять долларов сверху.

– О, спасибо, сэр! Спокойной ночи!

Я открыл пакет, достал сейтан, морковь и картошку и положил их на настоящую тарелку, чтобы не выглядеть совсем уж типичным печальным холостяком-веганом в дождливую воскресную ночь. Я сел за свой столик из нержавеющей стали, поставил на него тарелку с едой, коробку с салатом и стакан морковного сока и стал читать «Короля былого и грядущего». Я обожал эту книгу и еще с двенадцати лет перечитывал ее снова и снова. Она никогда не надоедала, а от глав ближе к концу я всегда плакал, несмотря на то, что знал, что меня ждет. В «Короле былого и грядущего» король Артур невинен, беспомощен и не может долго держаться ни за чувство вины, ни за былые обиды. Есть даже сцена, где он сидит один и тихо штопает свои носки. Вот таким был мой литературный герой, когда я рос: простодушный король, который сам штопает носки.

Меня охватило то чувство, которое бывает только после того, как напишешь что-нибудь на самом деле неплохое: чувство пространства и расширения внутри и вокруг головы.

Я поужинал и поставил тарелку и стакан в раковину. Делая ремонт в квартире, я нашел большинство необходимых вещей в магазинах старьевщиков или вообще в мусоре. Выброшенную раковину я обнаружил в контейнере на Бонд-стрит. Металлическую подставку для тарелок – купил за пять долларов на Боуэри-стрит. Абажуры за десять долларов словно ждали меня в секонд-хенде в китайском квартале. Вот такой была моя маленькая кухня: простой и функциональной. Она очень меня радовала.

Помыв тарелку и стакан и поставив их сушиться, я вернулся в студию. Аппаратура все еще была включена, тихонько потребляя электричество. Работа, которой я занимался, стояла на паузе и терпеливо ждала моего возвращения. Я сел перед компьютером, нажал «Пуск» и стал слушать трек в том состоянии, в котором его оставил. Барабанная партия была довольно примитивной, но хорошо звучала с вокальными сэмплами.

Я нарезал сэмплы так, что из них практически получился куплет:

Мелодия была в до-мажоре, но я хотел, чтобы песня началась печально, поэтому сыграл фортепианный аккорд в ля-миноре. Печальный ля-минорный аккорд так хорошо сочетался с первым вокальным сэмплом, что я решил сыграть еще более мрачный и грустный миминорный аккорд под второй сэмпл. Потом, для третьей вокальной фразы, я использовал соль-мажор, чтобы вызвать чувство неразрешенной надежды или оптимизма. Завершил куплет я ре-мажором, на светлой ноте. По потолочным окнам стучал дождь; я уменьшил освещение в комнате и сел в кресле, снова и снова переслушивая барабаны, вокал и аккорды, поставленные на повтор.

Я включил старый цифровой синтезатор конца восьмидесятых, на котором было приятное сочетание фортепиано и струнных, и сыграл нисходящую мелодию поверх аккордов и вокала. Звучало неплохо, но нужен был припев. Последним аккордом куплета был ре-мажор, так что для припева я решил спуститься на целый тон и начать с до-мажора. Это казалось хорошей идеей, пусть и довольно очевидной. А потом от до-мажора обратно к ля-минору – аккорд звучал жалобно, но с надеждой, сопровождая слова «He’s opened doors». Потом перешел с ля-минора на фа-мажор, и припев стал похож на праздник. И после этого – обратно в до-мажор, ожидаемое разрешение, которое укрепляет надежду и радость припева.

Я откинулся в кресле, и меня охватило то чувство, которое бывает только после того, как напишешь что-нибудь на самом деле неплохое: чувство пространства и расширения внутри и вокруг головы, словно время замедляется и становится богаче. Нужно было добавить оркестровые струнные – хотя бы в припеве. Я написал простую струнную аранжировку для припева, и она очень хорошо сочеталась с аккордами. Припев приобрел нужную полетность, и я добавил вторую партию струнных – тоники, пятые и седьмые ступени.