Но дым повалил не туда.
Во всяком случае, не туда, куда предполагал Андроник. Не в окно, которое он открыл нараспашку, а прямо по всему третьему этажу. Выбежали все студенты, все студии – осетинские, ингушские, афганские, прибежали девочки, которые кашляли, прибежал комендант общежития, хотели уже вызывать пожарную бригаду. Собралась огромная толпа людей, все кричали, и было ясно, что дела наши плохи. Но тут Андроник вдруг вскочил, взъерепенился и неожиданно выступил – как на митинге заорал: «Значит, так! Мы не будем жарить шашлык! Но чтобы и вы больше утром не пели! Вы нам мешаете спать!» После чего последовала ненормативная армянская лексика. Получалось так, что шашлык – это наша акция протеста. Так мы отмазались от пожарных, от скандала и от того, чтобы это все дошло до наших педагогов, что могло привести по-настоящему к неприятным последствиям.
Что было очень важно и существенно – мы были совершенно беззаботны.
На первом курсе у нас был капустник «Знакомьтесь: первый курс», в котором участвовали все первокурсники ГИТИСа. Происходило все это в старом здании Дома актера на Тверской. И был такой номер на курсе Андреева: студенты вышли, встали в ряд, парень с бородой взял гитару и стал петь:
– А мы уйдем в разряд небритых лиц,
Потому что актерская профессия – это работа,
И льется струйка пота,
И это звание – Артист.
И мы уйдем в разряд небритых лиц…
«В разряд небритых лиц» – эту фразу мы запомнили надолго, смеялись над ней.
Владимир Сергеевич Коровин, занимаясь с нами, всегда говорил: «Побезответственнее». Вот это стало, скорее, нашим основополагающим стержнем. Побезответственнее – это значит легче, свободнее, живее, не так серьезно.
Мы, вообще, смеялись надо всем, что происходило вокруг, хохотали как идиоты. Эта фраза – «мы уйдем в разряд небритых лиц» – стала для нас ключевым отторжением от принятия профессии. То есть мы не хотели уходить в разряд небритых лиц, становиться серьезными бородатыми артистами со струйкой пота. Мы не считали, что обязательно это должна быть тяжелейшая работа. Что я под этим подразумеваю: работа над ролью не всегда должна быть страданием, болью, каким-то преодолением, поиском зерна роли.
Каждый артист, конечно, хочет сыграть Гамлета, Ричарда III, но факультет наш не предполагал этого. Хотя на одном из курсов мы поставили «Ромео и Джульетту». У нас было три Ромео, три Джульетты, и все это было как некий рассказ от лица Эфроса, основанный на его книге «Репетиция – любовь моя», где он жалуется, как тяжело работать с актерами, какая это профессия сложная, предательская, завистливая… Показ получился очень необычным. Из-за него потом Владимира Сергеевича ругала вся кафедра эстрады, а нас чуть не расформировали как курс.
Эта воспитанная Коровиным легкость, наверное, осталась у нас до сих пор. Легкость, которая не исключает работы в профессии, огромного труда, а трудиться нам пришлось много.
С трудом, но безответственно, мы шли к успеху. И именно это «побезответственнее» помогло нам во многом добиться того, что мы сейчас из себя представляем, и не уйти в «разряд небритых лиц».
Обучение и становление театра
В ней рассказывается про три слова:
квадрат,
итальянец,
сабля.
Сейчас, уже с высоты прожитых лет, хочется задаться вопросом: как у нас получилось сделать театр? Нам повезло с педагогами, подобрался такой блистательный состав, такие оказались рядом студенты, судьба, случай, стечение обстоятельств, развал страны, молодость – из всего этого коктейля и родился театр «Квартет И».
Мастерство актера было в ГИТИСе, конечно, основным предметом. Первый курс – это элементарные задания: положить какое-то количество предметов, потом выйти из комнаты, Владимир Сергеевич менял их местами, а мы должны были поставить эти вещи обратно. Это задание на память. Или игра слов, то есть кто-то начинал слово, например, «ежик», второй говорил: «Собака», – третий говорил: «Ежик, собака, пень», – и вот так вот – «ежик, собака, пень», потом прибавлялось еще одно слово и вот так шло по кругу, пока кто-нибудь не забудет слово и не выпадет. Это все нам потом помогло учить роли, быть внимательными, концентрироваться.
Потом мы перешли к этюдам. Владимир Сергеевич разбивал нас на группы и давал нам три слова, например: «Квадрат, итальянец и сабля», – и мы разбегались по комнаткам, каждый придумывал этюд, в котором должны были присутствовать эти три слова – квадрат, итальянец и сабля. Мы очень к этому относились трепетно, нам все это было ужасно интересно.
Читать дальше