Владимир Купченко - Остров Коктебель

В романе «Две жизни», появившемся в печати в 1911 году, Толстой вывел поэта-декадента Макса, имевшего немало общего — и во внешнем и во внутреннем облике — с Волошиным. Однако образ этот был сильно шаржирован и упрощен. Такое изображение, очевидно, задело Максимилиана Александровича, но изменить его дружеского чувства к Толстому не могло. И летом 1912 года чета Толстых снова в Коктебеле.

«Мы с ним пишем вместе это лето большую комедию из современной жизни (литературной)», — писал Волошин К. Кандаурову 18 мая. В волошинском архиве сохранились наброски этого произведения, среди персонажей которого значатся: «критик-оккультист», «редактор-купец», «поэт последней формации», «художник-кубист», «ищущая девица», «поэтесса». Однако совместное творчество, очевидно, не наладилось, и в конце концов Толстой уже единолично создает свой «первый драматический опыт» — пьесу «День Ряполовского». По собственной его позднейшей оценке, она оказалась «очень гадкая, невероятно запутанная и скучная».

Причиной неудачи, возможно, были творческий кризис, который в то время переживал Толстой, или новизна драматической формы (в которой впоследствии он создал столько замечательных произведений), а может быть, чересчур бесшабашное настроение, кружившее головы коктебельцев. Вместе с Толстыми в Коктебель приехали художник В. Белкин и его невеста, пианистка В. Попова; кроме того, у Волошина гостил художник К. Кандауров с женой, сестры Вера и Елизавета Эфрон — «обормотская» компания, с которой Толстые постоянно общались в Москве зимой того года. Шутки, маскарады, розыгрыши не прекращались. А тут еще явился художник Аристарх Лентулов, признанный мастер «эпатирования буржуа», большой охотник подурачиться. В то лето в Коктебеле возникла новая кофейня, содержавшаяся греком Синопли: примитивный дощатый балаган с террасой на самом берегу. Лентулов предложил дать новому заведению «столичное» имя: кафе «Бубны»; общими силами все стены и простенки кофейни были украшены росписями. Намалеванные в вывесочном стиле натюрморты сопровождались незамысловатыми виршами: «Нет лучше угощенья Жорж-Бормана печенья!», «Трубите весть во все концы Про монпасье и леденцы!», «Мой друг, чем выше интеллект, Тем слаще кажется конфект» — и так далее. Были и портретные изображения: элегантный господин в панаме и белых брюках, с цветком в руке, был обозначен: «Нормальный дачник, друг природы, — Стыдитесь, голые уроды!» Под изображением миловидной девушки в коротенькой тунике стояло: «Многочисленны и разны Коктебельские соблазны!» Наряду с Волошиным Алексей Николаевич был активным автором этих двустиший — и сам был запечатлен на стенке «Бубен» («Прохожий, стой! Я — Алексей Толстой!»).

В начале июля в чаянии немного заработать Волошин и Толстой устраивают в Феодосии концертное выступление. В дивертисменте согласились участвовать Инна Быстренина (пластические танцы), Вера Попова (аккомпанемент и соло на рояле). «Вечер слова, жеста и гармонии» имел успех; возникает дерзкая мысль о турне по Крыму. И вот уже стихам Волошина, сказкам Толстого, танцам Быстрениной аплодируют евпаторийцы, симферопольцы, севастопольцы. Публика всюду энергично приветствует исполнителей и требует повторений — успех полный!

Правда, в Севастополе получилась накладка. Долго не могли найти свободного зала; наконец договорились с театром «Ренессанс», где чье-то выступление не состоялось. Прочел два стихотворения Волошин — на смену ему выходит Быстренина. Публика аплодирует. Сменивший ее Толстой встречен овацией. При виде Поповой зал неистовствует — гремят стульями, раздается «браво!» и «бис!». Концертанты довольны, но в некотором недоумении: почему аплодируют не после окончания номеров, а перед ними?.. Все разъяснилось на улице: маленькая афишка о «Вечере слова и жеста» была наклеена на большую, объявлявшую о выступлении трансформатора — того, не явившегося! Их всех приняли за одного, быстро менявшего обличье человека…

Третий раз Толстые появились в Коктебеле в 1914 году. В первых числах апреля, по сообщению Богаевского, они вместе с профессором международного права Ященко гостили у художника Латри под Феодосией и «на днях» собирались в Коктебель. 20 апреля Волошин подтверждал (в письме к Кандаурову) прибытие Толстых: «У нас Толстые; Ященки уехали. Алехан остается до половины мая. Уже сколотил каркас новой пьесы. Соня через неделю едет в Анапу…» Сам Алексей Николаевич также побывал в Анапе, но в начале июня вернулся в Коктебель и пробыл здесь до начала июля. По воспоминаниям Толстого, по пути из Крыма в Москву он услышал о мобилизации, а она была объявлена 17 июля…