Леонид Млечин - Примаков

Лукьянов стал оправдываться. Горбачев оборвал его и показал на дверь:

— Посиди там. Тебе скажут, в каком самолете полетишь.

У Ивана Силаева потом допытывались, может быть, всё-таки Горбачев был в сговоре с путчистами.

— Однозначно нет, — ответил тогдашний глава российского правительства. — Я в этом лично убедился, когда мы летали за ним в Форос 21 августа. Он ведь не принял команду гэ-качепистов, которая прилетела к нему раньше нас. Они сидели в ЗИЛах с закрытыми шторами и наблюдали за нами. Охрана провела нас к Горбачеву, и он встретил нас как родных. Обнялись, расцеловались.

Горбачев сказал:

— Я вот собираюсь вечером в Москву лететь, за мной тут ребята приехали.

— Михаил Сергеевич, вы полетите только на самолете России, — возразил Примаков.

Российские руководители опасались, что путчисты в последний момент попытаются ликвидировать Горбачева.

— Да, пожалуй, вы правы, — согласился Горбачев и дал команду жене и внучке собираться в дорогу.

Раиса Максимовна чувствовала себя очень плохо, одна рука висела как плеть, взгляд был какой-то растерянно-безумный. Погубившая ее со временем болезнь — острый лейкоз — возможно, была следствием этих невыносимо страшных для нее дней.

На обратном пути в самолете все собрались в салоне у Горбачева. Примаков и Бакатин рассказали о своем заявлении, показали текст, Раиса Максимовна взяла его себе на память.

Крючкова, Язова и Бакланова назад в Москву доставили под конвоем. Плеханов, который начинал секретарем у Андропова, обреченно сказал своему заместителю Генералову:

— Собрались трусливые старики, которые ни на что не способны. Попал как кур в ощип.

Вячеслав Генералов потом рассказывал следователям, что путчисты выглядели «как нашкодившие пацаны». Маршал Язов напоминал «прапорщика в повисшем кителе». Крючкова и Язова арестовали прямо в аэропорту. Бакланова, народного депутата СССР, задержали после получения санкции Верховного Совета.

Августовский путч привел к полному крушению лагеря противников реформ. Радикально переменились настроения в обществе. КПСС и партийные структуры были распущены. Партийно-политические органы в армии, на флоте, в КГБ, МВД и Железнодорожных войсках были упразднены. Это была своего рода революция.

Но путч сокрушил и Горбачева. Он всё еще считал себя человеком номер один в стране. А в общественном мнении фигура Ельцина безвозвратно оттеснила Горбачева на второй план. Самое печальное для Михаила Сергеевича состояло в том, что он этого не понял. Он был поглощен собственными переживаниями и поэтому вновь и вновь во всех деталях рассказывал о том, что происходило с ним и его семьей в Форосе. Он произносил речи, которые заставляли людей морщиться: о том, что Горбачевы боялись есть, потому что их могли отравить, и о том, что его внучку не пускали плавать в Черном море.

Понять его, конечно, можно. Повернись события иначе, и путчисты доказали бы всему миру, что Горбачев физически неспособен управлять страной. Способы известны… Но Горбачев не понимал, что в значительной степени и по его вине вся страна оказалась в тяжелейшем положении.

Двадцать второго августа в полдень Горбачев приехал в Кремль, собрал в Ореховой комнате, где раньше заседало политбюро, ближний круг помощников, среди них был и Примаков. Тут же были подписаны указы об увольнении Язова, Павлова, Крючкова.

Примаков предложил выдвинуть вице-президентом вместо Янаева Александра Николаевича Яковлева. Горбачев ответил уклончиво, он не хотел брать Яковлева, да и вообще не нужен ему был вице-президент. Примаков предложил объединить два информационных агентства — ТАСС и АПН и поставить во главе Виталия Никитича Игнатенко, помощника Горбачева. Предложение было принято. Игнатенко оказался очень удачным выбором на роль директора ТАСС, а АПН при Ельцине опять превратили в самостоятельное пропагандистское ведомство…

Мужественное поведение Евгения Максимовича оценили по достоинству. Сразу после путча он оказался одним из самых близких сотрудников Горбачева. Но без должности. Бакатин получил назначение в КГБ, а Евгений Максимович сидел без дела.

Думали, его назначат министром иностранных дел. Что помешало? Ельцин не проявил энтузиазма? Или Горбачеву не хотелось объясняться с американцами, которые невзлюбили Примакова после его поездки к Саддаму Хусейну? Министром назначили Бориса Дмитриевича Панкина, посла в Чехословакии. Он единственный из советских послов отказался признать ГКЧП.