Леонид Млечин - Примаков

Ельцин и его окружение были недовольны тем, что Степашин не в состоянии помешать Юрию Лужкову заниматься политикой, формировать свою партию, устанавливать контакты с другими губернаторами, завоевывать симпатии избирателей. Московский мэр воспринимался Кремлем как главная опасность на будущих выборах, на борьбу с ним были мобилизованы все силы.

Ельцин недовольно говорил Степашину:

— Ведь это же очевидно, Сергей Вадимович. Нужно создать твердый центр власти, собрать вокруг себя политическую элиту страны. Проявите решимость, попробуйте перехватить у них инициативу.

Но Степашин не помешал Лужкову.

Рано утром 5 августа Ельцин вызвал к себе Путина:

— Я принял решение, Владимир Владимирович, и предлагаю вам пост премьер-министра. Вы примерно представляете, почему я вынужден отставить вашего предшественника. Я знаю, что Степашин ваш друг, тоже петербуржец, но сейчас нужно думать о другом. Ваша позиция должна быть твердой.

— На кого будем опираться на выборах? — деловито поинтересовался Путин.

— Не знаю, — ответил Ельцин, — будем строить новую партию. Но главное — ваш собственный политический ресурс, ваш образ.

У Путина был опыт политической борьбы в Санкт-Петербурге. Неудачный. Он принимал участие в предвыборной кампании Анатолия Собчака, и тот проиграл выборы. Путин признался:

— Предвыборной борьбы не люблю. Очень. Не умею ею заниматься и не люблю.

— А вам не придется этим заниматься, — утешил его Ельцин. — Главное — ваша воля, уверенность в себе. Вы готовы?

— Буду работать там, куда назначите, — сказал Путин.

Президент сказал Владимиру Владимировичу, что ему придется не просто сменить Степашина, но действовать предельно жестко. Теперь Ельцин мог распрощаться со Степашиным. Эта сцена тоже описана в «Президентском марафоне». Борис Николаевич вызвал в кабинет Степашина и Волошина. Степашин, уловив, о чем пойдет разговор, разволновался, покраснел.

— Сергей Вадимович, сегодня я принял решение отправить вас в отставку, — сказал Ельцин. — Буду предлагать Владимира Владимировича Государственной думе в качестве премьер-министра. А пока прошу вас завизировать указ о назначении Путина первым вице-премьером.

— Борис Николаевич, — с трудом выговорил Степашин, — это решение… преждевременное. Я считаю, это ошибка.

— Сергей Вадимович, но президент уже принял решение, — заметил железный Волошин, желая поскорее избавить Ельцина от неприятных объяснений.

Степашин, не взглянув на главу администрации, обратился к президенту:

— Борис Николаевич, я очень вас прошу… поговорить со мной наедине.

Ельцин кивнул, Волошин вышел, и они остались один на один. Сергей Вадимович говорил в основном о своей верности президенту:

— Я всегда был с вами и никогда вас не предавал.

Но Ельцин уже принял решение, хотя и выдавил из себя:

— Хорошо, идите, я подумаю.

Когда Степашин ушел, Ельцин вызвал Волошина:

— Несите указы! И сами скажите Степашину об отставке. Я с ним встречаться больше не буду.

Волошин резонно ответил:

— Вы лучше меня знаете, что только президент может говорить премьер-министру об отставке.

А Степашину показалось, что он сумел переубедить президента, снять все его замечания и развеять сомнения. Разговор с президентом, по словам самого Сергея Вадимовича, получился «просто замечательный». Ни сам Степашин, ни люди со стороны, даже очень искушенные политики, не подозревали, что замена ему найдена.

«Степашин слишком мягок, — говорится в последней книге Ельцина. — Я не уверен в том, что он будет идти до конца, если потребуется, сможет проявить ту огромную волю, огромную решительность, которая нужна в политической борьбе…»

Вот этого никто, кроме Ельцина, не уловил: Степашину не хватает характера. Властители такой страны, как наша, делаются из другого, куда более жесткого материала.

Степашин говорил:

— Я не Пиночет.

Вот поэтому с ним и расстались.

Уже потом Степашин откровенно скажет журналистам, что разговоры о возможности, находясь во власти, оставаться порядочным — это чепуха. Надо быть абсолютно циничным человеком.

— Я никого обслуживать никогда не хотел, меня никто никогда не покупал. Не всё же продается и не всё же покупается в нашей стране… Ошибка это или не ошибка, но меня просто нельзя переделать. Я не стал обслуживать интересы определенной группы, которая посчитала, что в этой ситуации я ненадежен.

Степашин признавался журналистам, что у него есть одна слабость как у политика: