Михаил Антонов - Жизнь в Советском Союзе была... [СИ]

Именно должность лаборанта я принялся искать. Вышел на ближайший перекресток и, подобно герою О'Генри, пошел на восток.

Я шел по проспекту Победы, забредая то в один НИИ, то в другой. Мне повезло с третьей попытки: на проспекте Победы, 160, в ГосНИИЭПе, должность лаборанта для меня нашлась. Там вообще было много вакансий.

Государственный научно-исследовательский институт электродной промышленности, занимался, как вы правильно догадались, электродами. Но не теми, которые мы все так хорошо знаем и которые так красиво горят бело-синими яркими огоньками на стройках при сварочных работах, а электродами угольными, толстыми, длинными и тяжелыми. Такими электродами, пользуются электрометаллуги для производства спецсплавов и выплавки алюминия.

Делали их, прессуя в формах из угольных порошков разного помола. Получались длинные двухметровые стержни весом в десятки килограммов. Затем в специальных печах при температуре в 3000 градусов эти угольные стержни доводили до состояния графита, и только потом использовали по назначению. Вот я и попал как раз лаборантом в сектор графитации, к людям, которые и должны были разрабатывать новые способы получения графита из угля.

Работа в НИИ мне нравилась. Нравилась тем, что совсем не мешала моей учебе, наоборот, с некоторого времени она даже помогала мне учиться, поскольку времени свободного у меня было столько, что я в рабочее время успевал сделать все свои домашние задания: порешать математику, почертить начерталку, почитать книжку по истории КПСС и даже поучить французские глаголы. И за время, проведенное на работе с такой безусловной пользой, мне еще и деньги платили, аж целых семьдесят рублей в месяц. Конечно, это была минимальная заплата по тем временам, но зато она не облагалась никакими налогами. Мало того, поскольку я считался лаборантом вредного производства, мне еще и талоны на молоко выдавали. В таком количестве молока я не нуждался, но этими талонами можно было расплачиваться за обеды в столовой, каждый талончик стоил 17 копеек, так что как минимум 5 раз в месяц я обедал нахаляву.

Сперва меня посадили на 5-м этаже в одном кабинете с научными сотрудниками сектора, там по случаю оказался пустой стол. Но долго я на такой высоте не продержался. Не знаю, чем я им так не угодил, я даже в их разговоры особо не встревал, но однажды, они в моем же присутствии попросили заведующего сектора перевести меня туда, где сидели работяги — в лабораторное помещение на первом этаже. Понизили, или свергли вниз, так сказать. Я было огорчился, а потом наоборот оценил свое новое рабочее место. Во-первых намного ближе к проходной и к столовой, во-вторых далеко от начальства, так что я наших научных сотрудников мог неделями не видеть, а в-третьих, мужики в лаборатории оказались наредкость хорошими людьми.

Сектор графитации, надо сказать, не блистал. Выдающихся ученых в нем не было, так, сидели люди, занимали ставки, пыхтели над неразрешимыми для них задачами. Только завсектором товарищ Чечулин был остепененным специалистом — кандидатом химических наук. Но, как шушукались за его спиной его же подчиненные, он тоже не работал, поскольку руки были заняты. Он обеими руками держался за свое кресло. Научных сотрудников в секторе было пять или шесть человек: один мужчина, лет сорока, звали его Николай, остальные — женщины разного возраста, от двадцати пяти до сорока пяти лет. Мне, конечно, трудно было оценить их деловые качества, поскольку в тематику их работ я сильно не вникал, а в методы решения поставленных перед ними задач тем более. Но, судя по не слишком деловой атмосфере в кабинете, по пустопорожним личным разговорам, которые они при мне вели, по частым чаяпитиям, по тому, сколько рабочего времени они тратили впустую, я пришел к выводу, что они себя работой сильно не перегружали.

Помню, как с утра в понедельник час рабочего времени уходил влет на рассказ одной тридцатилетней дамы о том, как они с мужем в выходные ходили на барахолку. Тогда вещевой рынок располагался на пустыре между ветлечебницей и цинковским кладбищем. Там они купили наконец мужу американские джинсы.

Поражала цена вопроса 120 рублей. Так что еще час уходил, как сейчас говорят, на комменты, каждый считал нужным вставить свое мнение. Самая пожилая сотрудница, лет сорока- сорока пяти, видимо помнившая военное, голодное детство, заявляла, что это слишком дорого, она бы своему за такие деньги ничего бы не купила. Молодые и незамужние сотрудницы говорили, что это совсем не дорого, и за 130 джинсы бывают, а единственный мужчина Николай вспоминал, что за куда меньшие деньги он себе целый костюм-тройку покупал.