Ирина Стрелкова - Валиханов

«— Да, матушка, муж твой был некогда романист, но занят крепко был, романист, да только, так сказать, не тово (улыбка), не сентиментальный, не тово, чтобы какая-нибудь Жорж Занд или Гоголь, что ли там у вас, господа, которым вы так восхищаетесь, я не нахожу в нем ничего. Я… (ковыряет между клыков). А сам я писал вроде Диккенса: в глубоко патетическом и вместе с тем в забавно-юмористическом тоне (выпивает последний глоток пива). Жаль, г-н В[алиханов], что этих романов теперь у меня нет, я бы дал бы Вам их в полное и неотъемлемое право («т» с особенным ударением и скрипом), если бы Вы их издали под своим именем, то, нет сомнения, Вы бы получили репутацию и авторитет лучшего писателя…»

Кроме этой сатирической сценки, дошедшей до нас в письменном виде, существовало — и ходило по Омску — множество анекдотов Чокана о Гасфорте, о том, как его превосходительство проектировал «вооруженные гумна». Или о том, как его превосходительство решил стать новым пророком… Одним из героев этой истории оказался сам Чокан.

Гасфорт поручил ему подготовить записку о древних верованиях казахов. Чокану представилась возможность продолжить спор с А. И. Левшиным, который, основываясь на ответе степняка на вопрос о вере: «Не знаю», сделал вывод, что казахи невежественны и никакой веры у них нет. Чокан написал для Гасфорта уникальную по сведениям записку о верованиях казахов, о почитании огня, о культе духа предков, о прочих духах: джиннах, албасты. О живущем в лесах лешем, которого казахи называют сорель. О кон-аяке, имеющем, по поверью, вместо ног ремни. О гадателях — кумалакчи и джаурунчи [38] Кумалакчи гадали на кумалаках (шарики, обычно их брали 41), джаурунчи — на бараньей лопатке. … О том, как после смерти казаха в его юрте каждый день зажигают свечу у порога с правой стороны, а перед тем отворяют дверь, постилают белую кошму и ставят чашку с кумысом. Все это надо делать, потому что до сорока дней дух умершего посещает свою юрту.

Если где-то стоит одинокое дерево, уродливый куст, его не минует ни один путник. Возле одиноких деревьев ночуют, на их ветви навязывают разноцветные лоскуты. Лебедей казахи не стреляют, лебедь — царь птиц. Не бьют сову, филина, дятла и кукушку. Про кукушку есть у казахов поэтичная легенда. Приехал к невесте жених, у него потерялась лошадь. На поиски отправилась сестра невесты, надев второпях один сапог жениха, а другой свой. Идет и криком зовет лошадь. Это было весной. Вот почему у кукушки одна нога красная, а другая синяя, и вот почему она кукует весной — ищет лошадь. Казахи считают эту птицу священной. Если взять ветку, на которой сидела кукушка, и бросить в молоко — будет много масла.

Ему славно работалось над этим сводом правил и обычаев народа. И он не ездил собирать материал. Он приводил в систему все, что впитал в себя с ранних лет, что видел в Степи вновь и вновь. В записку вошли и деяния баксы Койлубая из рода баганалы. Великий Койлубай на одну байгу [39] Байга — конные состязания. поставил свой кобыз [40] Кобыз — музыкальный инструмент. , распорядившись привязать брыкливый инструмент к саксауловому дереву. И кобыз Койлубая выиграл на байге первый приз, прискакал впереди всех лошадей, волоча за собой вырванное с огромным корнем дерево. Посмеиваясь, записал Чокан и сказку, поведанную — или придуманную — заезжим жолоучи: о битве отважного Койлубая с царем албасты. Не такой человек казахский баксы, чтобы испугаться ничтожных чертей, отказаться от поездки к больной, потерять свой нажитый годами авторитет.

Продолжая давний юношеский спор с Левшиным, он писал о вере, а не о суевериях. И не только о духах и почитании животных, птиц, загадочных явлений природы. Во всем этом выразился живо и образно характер степного кочевого народа, поэтическое восприятие окружающего мира.

Гасфорт проштудировал записку своего адъютанта и сделал неожиданное резюме:

— У вашего народа нет религии. Ее надо создать. Я обдумаю.

И Гасфорт со свойственным ему педантизмом погрузился в чтение ученых книг. Придуманная им религия весьма искусно — на его, конечно, взгляд — трансформировала для степняка-язычника еврейскую религию, очищенную от крайностей талмуда и реформированную в духе христианства. Весь Омск катался со смеху, слушая Чокана, излагавшего с самым серьезным видом учение пророка Гасфорта, не понятого, как и все пророки, высшим начальством. Петербург возвратил проект Гасфорта с уничтожающей резолюцией Николая I, что религии не сочиняются, как статьи свода законов.