Леонид Млечин - Алиби для великой певицы

Рейсснер был сыном секретаря окружкома партии из Лейпцига, и после окончания разведывательной школы его определили в оперативный отдел. Он должен был поехать в Лондон и работать под посольским прикрытием. Для начала его послали на стажировку в Англию, но кончилась она для него плохо. Он растратил деньги, которые получил в резидентуре для вербовки потенциального агента.

Резидент сразу же отправил его назад в Берлин. В таких случаях Маркус Вольф немедленно расставался с работниками и даже увольнял их, но в данном случае сработали отцовские партийные связи. Вольфу пришлось оставить Рейсснера в центральном аппарате. Но из оперативного отдела его перевели в информационно-аналитический, где скапливались ветераны и провалившиеся агенты. Надежда поехать на работу за границу испарилась.

Рейсснер пробыл в Англии всего два месяца, но вспоминал о ней годами. Теперь ему представилась возможность отомстить Вольфу.

В отличие от других перебежчиков, набивавших себе цену, он действительно располагал информацией, которая произвела впечатление на западных немцев.

Он рассказал о таинственном любимом агенте Вольфа — женщине, которая многие годы поставляла самую важную информацию из Федеральной разведывательной службы.

Он назвал ее псевдоним — «Гизела». Настоящее имя он не знал, но он дал достаточно точное описание: ей около сорока лет, она не замужем, защитила диссертацию и усыновила ребенка-инвалида.

Под это описание подходила только Габриэле Вурст.

В это время Габриэле находилась в отпуске в Швейцарии. Она ничего не знала о появлении в Пуллахе бывшего капитана госбезопасности Рейсснера. Если бы она была на месте, то, может быть, успела бы спастись…

Министра внутренних дел ФРГ и министра обороны его подчиненные из контрразведки и военной контрразведки старались вообще не ставить в известность о своих оперативных делах, чтобы избавить его от необходимости врать бундестагу и прессе. Министру такая игра нравилась:

— Послушайте, — говорил он обычно начальнику контрразведки. — Лучше бы вы меня ни во что не посвящали.

Но в данном случае без министра никак нельзя было обойтись. Выслушав начальника контрразведки, министр снял трубку спецсвязи и набрал прямой номер телефона канцлера.

Когда Габриэле вернулась из отпуска, за ней сразу же установили наблюдение. Контрразведка перехватывала ее почту, прослушивала ее телефон.

В последнюю субботу сентября ей внезапно позвонил домой Карличек. Не называя себя, он предложил встретиться. На следующий день Габриэле села в машину и поехала в сторону Австрии.

Контрразведка была обеспокоена: Габриэле нельзя выпустить за границу. Если она окажется в Австрии, ее не удастся даже допросить, потому что Австрия не выдает никого, кто обвиняется в политических преступлениях, в том числе и в шпионаже.

Габриэле решили брать на границе. Служащий пограничной полиции, проверявший документы, попросил ее:

— Предъявите, пожалуйста, ваши водительские права и паспорт на машину.

Она не глядя протянула ему документы.

Он просмотрел их и опять нагнулся к окошку:

— Будьте любезны пройти вслед за мной.

Габриэле вышла из машины. Она ничего не подозревала. «Вероятно, я превысила скорость на автобане», — подумала она.

В домике пограничной полиции ее ожидали мужчина и женщина:

— Вам предъявляется ордер на арест, фрау Вурст.

Ее арестовали за три дня до воссоединения Германии.

А по дорожке заброшенного сада одиноко вышагивал старый человек. Он глубоко надвинул шляпу на глаза, ссутулился, его глаза были прикованы к земле. Рядом с ним шла его жена — она боялась отпускать мужа одного. Ее очень заботило состояние мужа, который еще недавно был на этой земле человеком номер два.

Врачи нашли у него общий склероз, подагру, старческое слабоумие и болезнь Паркинсона, выражающуюся в замедленности движений и обеднении мимики.

Эксперты пришли к уничтожающему выводу: «Мыслительные способности ограничены кругом повседневных и эгоистических проблем. При оценках исходит из привычной точки зрения. Очевидно полное непонимание настоящего положения вещей».

Лишь одно чувство еще проникало в затемненное сознание отстраненного от власти человека — чувство, которое прежде в стране испытывали все, кроме него самого, — чувство страха.

Он впервые ощутил страх не тогда, когда его арестовали, а после того, как генеральный прокурор выпустил его из тюрьмы — из-за невозможности держать его под стражей по причине плохого здоровья. Он стал бояться собственных сограждан.