Александр Колкер - Лифт вниз не поднимает

Первые песни, первые концерты, первый успех, главным образом у девочек. Тогда мы отчетливо осознали: аплодисменты — это великая движущая сила!

И вот первая рисованная афиша:

В 1947 году в Ленинграде гастролировал джаз под управлением Утесова, и мы с Сергеем осмелились явиться к нему в гостиницу “Астория”. Представляете, как нас занесло! Два сопляка прорываются в “люкс” к выдающемуся мастеру.

Было десять часов утра. Мой скрипичный футляр оказал магическое действие на старого швейцара. Про Беликова я небрежно, через плечо, кинул: “Это со мной!”. Робко стучим в номер. Дверь открыла его дочь — Эдит. И свершилось чудо! Перед нами наше божество, наш кумир — великий Утесов!

Мы наперебой пели ему наши мальчишеские песенки, свято веря, что обогатим ими репертуар мастера эстрады.

В номер вошел официант и принес Леониду Осиповичу и Эдит первый завтрак — горячий шоколад и зеленый горошек в вафельных чашечках. Я даже предположить не мог, что аромат горячего шоколада может так мешать показу песен и вызывать столь обильное слюноотделение.

Кончилось тем, что Утесов нас похвалил, песен не взял, но подарил 1500 рублей. На аккордеон.

В садике перед “Асторией” мы с Сергеем прыгали от радости, без конца обнимались, поверив, что будущее безоблачно и прекрасно. Аккордеон “Хонер” с тремя регистрами у нас в кармане! Вот оно, счастье! Вот великий покровитель талантов, бескорыстный и мудрый наставник!

На следующий день объявили денежную реформу…

Как хотелось верить, что Леонид Осипович накануне о ней ничего не знал.

Значительно позже, будучи уже довольно известным композитором, я встречался с Утесовым у него дома, в Москве.

Звоню в дверь. Примерно минуту слышатся металлическое лязганье, какое-то клацанье и перестук. Это хозяин открывает входную систему запоров — десятка полтора замков, щеколд и цепочек. В прихожей под потолком висит огромная связка надувных разноцветных шаров. Для многочисленных малолетних родственников и знакомых.

Мы прошли в кабинет, где меня поразили две вещи — коллекция северных статуэток из моржовой кости и большой, во весь рост, портрет, на котором был изображен молодой Утесов, отражающийся в зеркале.

Леонид Осипович, сильно постаревший, долго читал свои стихи. Было видно, что он относится к ним трепетно. На одно из стихотворений — “Мальчик Ван Ли” — он предложил написать музыку. Наверное, это объяснялось тем, что Утесов уже знал мои наиболее популярные песни. Я как-то прочел в “Правде” его восторженный отзыв о моей “Зависти”.

Песня “Мальчик Ван Ли” у меня не получилась. Стихи были откровенно слабыми. Тема дружбы великих народов тогда волновала меня мало. Впрочем, как и сейчас.

О двух мальчишках, прорвавшихся в гостиницу “Астория”, я Утесову напоминать не стал.

У Сергея Беликова отец погиб на фронте. С матерью и младшим братом он никогда бы не вернулся в Ленинград, но его поэтический дар выручил тогда всю семью. Мальчик Сережа написал в эвакуации целую поэму о блокадном городе и послал ее в Москву на имя ААЖцанова. Пришел вызов. Беликовы вернулись.

После седьмого класса Сергей пошел работать на “Печатный Двор” художником-оформителем. Школу бросил. Большого труда стоило мне затащить его в десятый класс, чтобы он получил аттестат зрелости. Пропустив занятия в восьмом и девятом классах, Сережа тупо взирал на синусы и косинусы. Учителя на многое закрывали глаза, зная о незавидной судьбе одаренного неуча. Когда на выпускном экзамене по физике ему достался вопрос “Трансформаторы переменного тока”, он, как молодой Пушкин в Лицее, возвышенно выпалил импровизацию:

Ему поставили “отлично”.

Потом Сергей окончил филфак Ленинградского университета, болгарское отделение. Зачем? Он и сам не знал.

Подрабатывал Беликов тем, что “крутил” куплеты популярным эстрадникам П. Рудакову и В. Нечаеву. Платили, как правило, “наличманом”.

Жил он с матерью и братом в десятиметровой каморке на Карповке. В этой же коммуналке жила девица. Они расписались. Постоянные свары, скандалы, мордобой, нищета.

Кончилось это все трагически. Сережа повесился на чемоданном ремне в своем туалете. Ему было двадцать девять.