Федор Федорович помолчал, как бы давая осмыслить сие противоречивое мнение. И затем изрек то, что отец Федор сказал монахам.
— «Други мои, то рассуждения ваши для одного человека, а не для общества. Что должен монах по пострижении, яко без рук быть, но к деланию руками худых, а не добрых дел — к добрым же делам монах наипаче пострижением приобязуется. А по Христову закону, поелику нет больше себя добродетели, аще кому душу свою положить за други своя, как и я, к наблюдению спасительных порядков в обществе братском… иногда и ударю слегка кого за развращение нрава или из келий кого толкну, страх потерявшего, для спасения его души и чтоб удалить из братства сие развращение ко общему соблазну и греху следуемое. Причем же я ударил его слегка, единственно в знак страха и отведения его от худости. И через эту мою поправность, — сказал им отец Федор, — он будет здоров всегда». — Вот и вы, господа юные, — обратился уже сам адмирал к дворянским недорослям, — своих командиров почитать будете должны, слушать их команды и приказы. Командир, конечно же, не иеромонах, но он тоже печется о спасительном порядке в войске, о том, чтобы научить воина помощи други своя, порядку и воинскому делу доброму. Я на флоте никогда от наказания не отказывался, — затем добавил: — От справедливого наказания, кое от общего беспорядка и соблазна уводило. А вам же, — обратился он к взрослым ополченцам, — другая часть слов святого нашего земляка важна: «По рассуждению вашему, — говорил он монахам, — когда прийдут и совершат нашествие на обитель варвары, перед убийством не останавливающиеся, то им не сопротивляться? Прийдут хоть и пятеро злодеев, а нас восемьдесят человек, да не будем противиться — то пятеро всем нам сделаются разорителями и, следовательно, бедствие учинят и обители, и спасению. Например, в пятистах подводах обоз может по дороге разграблен быть одним злодеем — и какая же от этого будет от сего пустота, и гибель, и грех. Не должны мы, со святым Златоустом говорю, оставаться без действия и ожидать сверхъестественной защиты от Благодати Божией, тогда как можем и сами от напасти естественными защитить себя способами, кои единственной премудростью Божией в благотворении к роду человеческому даруемы».
Адмирал встал, оперся на стул градоначальника и продолжал:
— Вот, ведь можно ждать, что Наполеона настигнет Божия кара, а можно, ожидая ее, самим все силы употребить, чтобы сие стало быстрее, чтобы врагу противостоять, а не малодушничать, ибо сие противно будет Богу! А посему желаю вам идти поскорее навстречу ворогу и не допустить его в глубины России.
Непобедимый адмирал обвел взором небольшой отряд ополченцев, который тоже встал, и, перекрестив его, твердым еще голосом сказал: «С Богом! За Веру, Царя и Отечество послужите!»
Милосердец
Теперь Федор Федорович все больше и больше думал о будущем мире своего пребывания. Старался освободиться от лишних земных забот и проявлял постоянное тщание о всех, кто приходил и просил о помощи. Во дворе дома адмирала в Алексеевке постоянно толпились убогие, странники, бывшие моряки и солдаты, приезжали бедные дворянские вдовы с детьми, монахи из дальних монастырей. Никого он не оставлял без внимания, кормил, помогал. Адъютант, бывший матрос, ворчал: «Да нешто на всех напасешься, Федор Федорович? У нас самих скоро ничего не останется». А адмирал похлопывал его по плечу и напоминал, что хоть «вмале» надо помогать всем страждущим и немощным. А таких на Руси всегда немало.
Известно было, что в Ярославской губернии он раздал свои земли, имения родным и близким, чтобы не ссорились. А не много-не мало общая их стоимость составляла 200 тысяч рублей. В свое время еще большее благодеяние совершил Федор Федорович, отдав бесплатно 500 десятин прибрежной земли «для надобностей» города Севастополя. А ведь эта земля была подарена ему императрицей Екатериной за блестящие победы. В общем, адмирал сим совершил царский подарок своему городу.
Особо всколыхнулось его милосердие в 1812 году. Взнос за взносом идут от него на армию, на раненых солдат, разоренным городам, на помощь в селах страждущим от разорения, бедствующим и не имеющим жилищ, одежды и пропитания. Он решил снять все деньги (подчеркнуто мною. — В. Г.), положенные им под проценты Петербургской охранной кассе, и отдать на вспомоществование ближним страждущим от разорения злобствующего врага. «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия, — писал он, — раздать бедным нищей братии, не имеющим пропитания и ныне, находя самый удобнейший и вернейший случай исполнить мое желание, пользуясь оным по содержанию… в пожертвование от меня на вспомоществование бедным, не имеющим пропитания, полученный мною от С.-Петербургского опекунского совета на вышеозначенную сумму денег двадцать тысяч (не чета нынешним двадцати, подчеркнуто мною. — В. Г.) билет сохранной кассы, писанный 1803 года августа 27-го дня под № 453 и объявление мое на получение денег при сем препровождаю к Вашему сиятельству. Прошу покорнейше все следующие мне… деньги, капитальную сумму и с процентами за все прошедшее время истребовать, принять в Ваше ведение и… употребить их в пользу разоренных, страждущих от неимущества бедных людей».
Читать дальше