Адмирал опять встал и ходил, вспоминал, когда советам своего праведного дяди следовал, а где и отступал от оных или невнятно их исполнял. Вроде бы и не в чем ему себя было упрекнуть, но Федор Федорович следовал старческому завету: тот всех вменял в отцы и благодетели свои, а себя определял как «подножие всем». Долго говорил он с монахами, узнавал все больше про дядюшку своего и чувствовал, что молитва того сопровождала его всю жизнь, все кампании боевые, да и нынче привела в место поистине святое.
Гроза над Россией
При жизни Ушакова Россия участвовала в разных войнах: в Семилетней, борясь с Пруссией, которую возглавлял талантливый полководец, король Фридрих, в русско-турецких, громя отнюдь не слабую султанскую Турцию, в схватках со Швецией, в постоянных стычках с южными соседями. Адмирал вместе с Суворовым изгонял войска французской Директории из Италии. Он же одержал наиблестящую морскую победу при Калиакрии и взял штурмом моряками и пехотинцами самую мощную крепость в Европе — Корфу.
После смерти Суворова, наверное, он был в России самый знаменитый военачальник, боевой и непобедимый командир. Екатерина и Павел приучили Россию к победам. Поэтому болью отозвалось в сердце российского общества при Александре I поражение под Аустерлицем. С недоверием оно отнеслось к Тильзитскому миру с Наполеоном, ибо еще недавно тот был «узурпатором», «тираном», «республиканской гидрой». А вот стал союзником и вошел в семью королей как равный, да еще и как победитель. И поэтому, когда громыхнуло в июне 1812 года, когда покатилась через Неман армия двунадесяти языков Европы на Россию, то весь народ всколыхнулся — дворяне, купцы, армия, священство, мещанство. Наполеон нес, как и все откровенные и скрытые завоеватели, лозунги новой европейской цивилизации, свободы, в том числе и свободы для крепостного крестьянства. Но крестьяне отнюдь не хотели принимать свободу из рук завоевателя и тоже поднялись на защиту Отечества со своей народной дубиной. Воинские части стягивались к Москве. Везде собирались ополчения. Дворянство Тамбовщины на собрании решило создать свое ополчение. С командиром все было ясно. Большинство решило — адмирал Ушаков. Губернский предводитель дворянства Чубаров, приглашая на собрание, направил ему письмо, в котором писал: «Долговременная опытность службы вашей и отличное усердие ваше перед престолом Российской державы, вами доказанные, да подадут в присутствии всего дворянства твердые способы к ревностным подвигам на пользу общую подвигнуть всех к благодетельным пожертвованиям и да вдохнут они готовность в сердце каждого из дворян принять на службу к спасению Отечества и к сохранению собственной своей безопасности».
Ушаков поблагодарил дворянское собрание за честь, но здоровье уже не позволяло возглавить воинское соединение. Он и написал в ответ: «За избрание меня губернским начальником над новым внутренним ополчением по Тамбовской губернии, за благосклонное обо мне мнение и за честь сделанную приношу всепокорнейшую мою благодарность. С отличным усердием и ревностью желал бы я принять на себя сию должность и служить Отечеству, но с крайним сожалением за болезнью и великой слабостью здоровья принять ее на себя и исполнить никак не в состоянии и не могу».
Но в Алексеевке, в Темникове он проводил время отнюдь не в покое. Молился о даровании победы русскому воинству, посылал наставления своим племянникам, не посрамившим своего дядю (Николай Ушаков сражался под Москвой, на Днепре, Березине, вошел под гвардейским знаменем в Париж). Встречался адмирал и с уездными дворянами, вступившими в ополчение, с посетителями, приезжавшими из разных губерний. Многие бежали из мест, по которым прокатилась война, сжигавшая имения, разорявшая города и села.
Тогда-то и сказал он свои знаменитые слова: «Не отчаивайтесь, сии грозные бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству и приверженность к престолу восторжествует. Мне немного остается жить — не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества!» Они не раз потом повторялись в разных местах. И еще наставлял он ополченцев, которые привели в зал темни-ковского градоначальника Никифорова и своих недорослей для наущения.
«Дядя мой, отец Федор, известный вам молитвенник Санаксарского монастыря, по рассказам, если надо, какого строптивого и неразумного послушника и посохом мог поучить. Братия же возгласила: «Бить монаха палкой — не дозволено! И тем паче самому иеромонаху. Вы же, — говорили они, — иногда нас за противоречия и из кельи выталкиваете. А еще повелеваете всему братству в обстоятельствах нашествия на обитель разбойников отпор им давать, для чего раздали по кельям колья и рогатины. А каково это монахам? Ведь монаху лучше самому быть биту, чем другого бить!»
Читать дальше