Рэнди Тараборрелли - Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» [litres]

Юной матери было всего девятнадцать лет, отцу – двадцать три. Ребенка назвали Фрэнсисом. (Второе имя, Альберт, не указано в метрике.) Крещение состоялось 2 апреля 1916 года по римско-католическому обряду в церкви Святого Франциска. Если верить бумагам из хобокенской библиотеки, Фрэнк получил свое имя по воле случая. В крестные отцы Долли и Марти выбрали сотрудника «Джерси обзервер», некоего Фрэнка Гэррика. Крестной матерью стала Анна Гатто. Во время таинства крещения священник спросил Гэррика, как его имя. Тот ответил: «Фрэнк». Рассеянный священник так и окрестил ребенка, хотя родители собирались назвать его Мартином.

Долли на крещении не присутствовала, поскольку еще не оправилась после тяжелых родов, и некому было вразумить невнимательного священника. Марти предпочел не устраивать скандал в церкви. Таким образом, малыш вступил в жизнь под именем Фрэнсис Синатра. Долли, когда узнала об этом, тоже не стала возражать. Она сочла, что имя Фрэнсис обеспечит мальчику полезную связь с крестным отцом-ирландцем (читатель помнит, что ирландцы в то время были «сливками» иммигрантского общества).

История хороша, ничего не скажешь. Долгое время она считалась правдивой. Однако это не так, и подтверждение тому – метрика, заполненная через пять дней после рождения Фрэнка, т. е. за несколько месяцев до крещения. В метрике написано «Фрэнсис Сенестро». Вообще имя Фрэнсис – единственное, что не перепутал клерк (явно не итальянец по происхождению). Во-первых, он исказил фамилию Синатра, во-вторых, фамилию Гаравенте, в-третьих, страной рождения отца ребенка поставил США, а не Италию.

Второе имя, Альберт, родители дали сыну неофициально. Таким образом, в исправленной метрике, появившейся двадцать три года спустя, написано «Фрэнсис А. Синастре». Опять ошибка!

Соединенные Штаты Америки официально вступили в Первую мировую войну 6 апреля 1917 года. Вскоре после этого в Хобокен стали прибывать солдаты, чтобы отплыть во Францию. Наряду с виргинским городом Ньюпорт-Ньюс Хобокен превратился в главный пункт отправки на всё время войны. До самого перемирия город находился под военным контролем. Солдаты стояли в карауле на пирсах, патрулировали улицы, выискивали сочувствующих немцам.

В это же время власти закрыли двести тридцать семь баров, находившихся более-менее близко от порта, и ввели сухой закон, сделав Хобокен первым городом в Штатах, испытавшим на себе все прелести запрета на спиртное. Правда, здесь правительство столкнулось с тотальным нежеланием местных властей сотрудничать. Люди хотели, как и раньше, употреблять крепкие напитки; наиболее сообразительные недурно зарабатывали на продаже коктейлей и пива. Таким образом, Нью-Джерси сделался неофициальным центром для всех несогласных с политикой правительства. Вскоре так называемые уважаемые люди, попросту – гангстеры, принялись искать – и находить – лазейки, производить и распространять алкогольные напитки, а подкупленные представители власти смотрели на это сквозь пальцы. Благодаря деньгам и связям гангстеры не знали страха и орудовали не только в Хобокене, но и на всём восточном побережье.

Марти и Долли Синатра – люди предприимчивые, инициативные – воспользовались ситуацией и сумели извлечь пользу из принципа невмешательства, которым руководствовалось правительство США. Иными словами, чета Синатра открыла собственный салун на перекрестке Четвертой улицы и улицы Джефферсона. Салун назывался «В гостях у Марти О’Брайана» и был зарегистрирован на имя Долли, поскольку Марти в то время работал в пожарной части Хобокена и не имел права держать свой бизнес. По воспоминаниям Фрэнка, Марти нередко помогал бутлегерам.

– Он был отважным человеком, – рассказывал Фрэнк во время выступления в Йельской школе права в 1986 году. – Ему платили за сопровождение грузовиков со спиртным. Работа не для слабаков – каждый такой грузовик норовили перехватить конкуренты. Мне тогда было года три, от силы четыре, но я хорошо помню, как однажды ночью в нашей квартире раздались странные звуки, стоны и крики. Наверное, отец сплоховал, вот и получил ранение в голову. Ему, что называется, раскроили череп, он всю кухню кровищей залил. Мама закатила истерику, после которой отец вышел из бутлегерского бизнеса. Вскоре они с мамой и открыли салун.

Как владелица бара, Долли свела знакомство с целым рядом «уважаемых людей», в частности, с сицилийцем Уокси Гордоном – крупной фигурой в криминальном мире, обитавшей по соседству.