Действительно, большинство критиков не поняло новаторскую форму произведений Достоевского. Например, рецензент журнала «Дело» хвалит писателя за гуманные чувства, вдохновлявшие его при создании «Братьев Карамазовых», но сам роман признается крайне неудовлетворительным в художественном отношении («Дело», 1881, № 2–4), а известный критик В. В. Чуйко пишет о «Братьях Карамазовых»: «Роман местами блестит страницами поразительного таланта, но весь, в целости, состоит из каких-то несообразностей и нелепостей <���…>, а потом до крайности надоедает длиннотами и повторениями» («Новости», 1880, № 347).
Еще раньше, до встречи с Анной Григорьевной, Достоевский писал 17 июня 1866 г. А. В. Корвин-Круковской: «Я убежден, что ни единый из литераторов наших, бывших и живущих, не писали под такими условиями, под которыми я постоянно пишу, Тургенев умер бы от одной мысли. – Но если б вы знали, до какой степени тяжело портить мысль, которая в вас рождалась, приводила вас в энтузиазм, про которую вы сами знаете, что она хороша – и быть принужденным портить и сознательно!»
Письма от 29 декабря 1866 г. и от 2 января 1867 г.
«Я к заутрене иду, а у него в кабинете огонь светится, – значит, трудится», – говаривал он. – Прим. А. Г. Достоевской.)
С его внешности, по моему мнению, Федором Михайловичем нарисован купец Самсонов, покровитель Грушеньки в «Братьях Карамазовых». – Прим. А. Г. Достоевской.
Дружественные отношения Достоевского с А. П. Милюковым, педагогом и писателем, завязались еще в 40-е годы; не прервались они и после возвращения Достоевского из ссылки.
Неточно. Как указывает дальше сама Анна Григорьевна, пасынок Достоевского, П. А. Исаев, был лишь на несколько месяцев моложе ее.
Переводчик и журналист Иван Григорьевич Долгомостьев являлся постоянным сотрудником журналов Достоевского «Время» и «Эпоха», одним из самых страстных фанатичных сторонников «почвеннического» направления.
Павел Александрович был на несколько месяцев меня моложе. – Прим. А. Г. Достоевской.
Приведу характеризующий Павла Александровича случай. Когда мы вернулись из-за границы, Павел Александрович стал просить Федора Михайловича устроить его на службу в Волжско-Камский банк. Федор Михайлович просил об этом Евг. Ив. Ламанского, и Павел Александрович получил место сначала в Петербурге, а потом в Москве. Здесь он многим в банке наговорил о том, что его «отец» Достоевский дружен с Ламанским и что вообще у него большие связи. Как-то Ламанскому, проездом через Москву, случилось посетить Волжско-Камский банк. Как управляющий Государственным банком Е. И. Ламанский представлял собою большую финансовую силу, и его торжественно встретили в банке. Узнав о его приезде, Павел Александрович отправился в залу, где собрались директора, подошел к Ламанскому, протянул ему руку и произнес: «Здравствуйте, Евгений Иванович, как поживаете? Вы меня, кажется, не узнали? Я – сын Достоевского. Вы меня видали у папа». – «Извините, я вас не узнал, вы очень изменились», – ответил Ламанский. «Дело к старости идет, – рассмеялся Павел Александрович, – да и вы, батенька, изменились порядочно!» – и при этом самым любезным образом похлопал Ламанского по плечу. Ламанский покоробился, но, как вежливый человек, спросил, как здоровье Федора Михайловича. «Ничего, скрипит себе старикашка!» – ответил Павел Александрович. Тут уж Ламанский не выдержал и отвернулся. Можно себе представить, как этот бесцеремонный поступок Павла Александровича повлиял на мнение его начальства. – Прим. А. Г. Достоевской.
П. А. Исаев родился в 1846 г.
В июле 1842 г. и летом 1846 г. Ф. М. Достоевский ездил в Ревель к М. М. Достоевскому.
Эта Федосья была страшно запуганная женщина. Она была вдовой писаря, допившегося до белой горячки и без жалости ее колотившего. После его смерти она осталась с тремя детьми в страшной нищете. Кто-то из родных рассказал об этом Федору Михайловичу, и тот взял ее в прислуги со всеми ее детьми: старшему было одиннадцать лет, девочке – семь, а младшему – пять. Федосья со слезами на глазах рассказывала мне, еще невесте, какой добрый Федор Михайлович. Он, по ее словам, сидя ночью за работой и заслышав, что кто-нибудь из детей кашляет или плачет, придет, закроет ребенка одеялом, успокоит его, а если это ему не удастся, то ее разбудит. Эти заботы о ее детях и я видела, когда мы поженились. Так как Федосье несколько раз случалось видеть припадки Федора Михайловича, то она страшно боялась и припадков, и его самого. Впрочем, она всех боялась: и Павла Александровича, на нее кричавшего, и, кажется, даже меня, которую никто не боялся. У Федосьи, когда она выходила на улицу, всегда был зеленый драдедамовый платок, тот самый, который упоминается в романе «Преступление и наказание» как общий платок семьи Мармеладовых. – Прим. А. Г. Достоевской.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу