Мы начали готовить дрова к зиме, заготовляли сено для коровы, откармливали свинью. Соседи смотрят и завидуют: Гинцы при немцах чувствуют себя очень хорошо. Мама начала уборку в квартире, раскрыла все окна, моет стекла, моет горячей водой пол. Отец белит кухонную печь. Владик и Петя поправляют крышу, стучат молотками на всю улицу.
— Что это вы так убираете? — спрашивают соседи.
— На свадьбу едем, а потом молодые приедут к нам. Они будут у нас жить, пока не найдут себе квартиру.
Вся улица знает о том, что Владик женится. Знают и полицейские. Владик на машине приезжает. Возит маму на рынок, катает нас. Совсем счастливая жизнь.
Наконец пришел день отъезда. Мама попросила соседку:
— Посмотри за домом: корову подоишь, свинью покормишь. Приедем с молодыми — ты будешь первой гостьей.
Подъехал Владик на машине. Вся наша семья весело разместилась в ней. У меня в руках гармошка. Мы покатали из города, бросив всё имущество и хозяйство.
Я уже настоящий партизан или, лучше сказать, партизанский связной. Моя кличка — Мальчик.
От наших землянок до Борисова сорок пять километров. И этот путь мне приходилось проходить много раз.
После каждого похода мне давали несколько дней отдыха. Я сбрасывал лапти и рваную куртку и бродил по землянкам. Отряд у нас был большой и готовился к серьезным операциям. Передавать партизанские пакеты стало для меня обычным делом.
Однажды в феврале вызывает меня командир и говорит:
— Вот что, Витя, мы дадим тебе сани, поедешь в город и привезешь оттуда пишущую машинку.
— А может, я ее принесу?
— Не донесешь: она тяжелая.
Мы распороли хомут, напихали туда листовок и опять зашили. Потом запрягли в сани коня, и я поехал. Приехал в город, на улицу Розы Люксембург. Там живет жена партизана Адамовича. Заехал во двор, достал листовки, передал письмо и получил машинку. Зарыл ее в сено и поехал назад. При выезде из города меня остановил немецкий часовой и спросил, куда еду. Я спокойно остановил коня, а внутри у меня всё дрожит.
— Домой еду. В деревню. Мутер кранк [10] Мать больна.
,в больницу отвез.
Немец поверил и отпустил меня. Когда я привез машинку, то меня все хвалили, даже качали.
Таким же способом я еще доставил шесть винтовок и пятьсот патронов, которые достал для нас связной Алексеев.
Но случались и неприятности. Однажды командир вручил мне письмо и сказал:
— Беречь! Понимаешь? Беречь!
— Понимаю, — ответил я, хоть и не понимал, почему сегодняшнее поручение важнее, чем другие… По-моему, партизанские пакеты все важные.
В этот раз, на всякий случай, меня ознакомили с содержанием пакета: отряд переходил на другую сторону железной дороги. Может, потому я и попался, что чувствовал большую важность дела и держался не так спокойно, как всегда.
У военного городка меня остановил немецкий часовой.
— Пропуск, — сказал он по-русски.
А у меня никакого пропуска нет. Что делать? Надо плакать. Плача, я начал объяснять, что еду к маме в больницу. Показываю свою корзинку. В ней ломоть хлеба, кусочек сала, несколько яичек. Но часовой не хотел даже смотреть и повел меня в дежурную. Там меня обыскали, но ничего не нашли. Если бы меня совсем раздели, то наверное нашли бы письмо и повесили.
Сижу около печки. Немец от меня не отходит. Письмо при мне. А что если опять будут искать? Прикажут раздеться. Тогда и отряд может погибнуть..
В это время подъехала легковая машина. Из нее вышли два унтер-офицера и женщина — переводчица. Унтер-офицеры привели женщину ко мне, а сами вышли. Женщина начала меня допрашивать. Ходит по комнате, курит, подходит к окну, смотрит в него, ждет от меня ответа. Тогда я достал прилипшее к телу письмо и — в рот.
— Ты что делаешь? — заметила она.
— Есть хочу, — ответил я и запихнул в рот кусок хлеба.
Жевать бумагу, хоть и с хлебом, очень невкусно. Еле-еле проглотил.
Ничего не добившись, переводчица вышла, но сразу же пришел один из унтер-офицеров. Некоторое время он молча ходил по комнате, а потом подошел ко мне и ударил кулаком по шее.
— Ну, партизан, скажи, чего пришел?
Я молчал.
Тогда он ударил меня кулаком по лицу. Я упал. Кровь пошла из носа и изо рта. Я попробовал подняться, но он опять сбил с ног. В ушах звенело, в глазах потемнело…
Потом меня повели в полицию. Я еще больше испугался. В полиции служит Мордасов, который знал всю нашу семью… На мое счастье, вместо Мордасова дежурил другой полицейский.
Он спросил:
— Ты за что попался?
Читать дальше