Евсей Яцовскис - Забвению не подлежит

На перекладных. Гостиница «Москва», 6-й этаж. Брат. Москва — Казань — Горький.

В Особый отдел 22-й армии прибыл 4 февраля. Капитан госбезопасности Н. М. Куприянов встретил меня радушно, как старого знакомого:

— Помнишь Озерцы?

— Еще бы не помнить!

Капитан госбезопасности вручил мне запечатанный пакет, который я должен доставить в отдел кадров Народного комиссариата внутренних дел СССР.

— Там тебя ждет новое назначение. Где-то формируется литовская дивизия, и тебе, видимо, в ее рядах воевать. Смотри, друг, не посрами там чекистов 22-й армии! — напутствовал меня добрым словом Николай Миронович.

Он по телефону договорился с работниками тыла армии, чтобы мне разрешили воспользоваться попутным транспортом. Назавтра я отправился с почтовым грузовиком на восток. Проехали уже хорошо знакомый и милый городок Кувшиново, изуродованный бомбежками древний Торжок. Здесь пересел на другую машину. Еду — как в старину — на перекладных. Без приключений добрался до Калинина, где всего три недели назад хозяйничали оккупанты. Город сильно пострадал. Куда ни глянь — всюду развалины, груды битого кирпича, чернеющие пустыми глазницами дома с искореженными балконами и свисающими с крыш кусками жести.

Но что меня поразило! По улицам ходит трамвай! С заделанными фанерой окнами, пробоинами и вмятинами, он все же возит работниц на текстильную фабрику «Пролетарка».

Дальше почтовый грузовик не идет. Попутными машинами кое-как доехал до Клина. Повсюду следы ожесточенных боев и панического бегства фашистов. Почти вся заснеженная дорога декорирована разбитой немецкой техникой.

В Клин прибыл поздно вечером, замерзший, усталый, голодный. К счастью, у меня не было никаких вещей: полупустой вещевой мешок, кожаная полевая сумка через плечо и трофейный немецкий парабеллум на ремне — все мое богатство.

Разыскал районный отдел НКВД. Зашел, предъявил документы. Дежурный долго вертел в руках мое удостоверение личности и командировочное предписание, но, когда увидел запечатанный пакет с адресом «Отдел кадров НКВД СССР», всякие сомнения у него как рукой сняло, провел меня в пустой кабинет и разрешил там переночевать. Помещение не отапливалось, и только в дежурке стояла «буржуйка» с трубой, выведенной наружу через окно. Спал на полу. Не замерз — выручили добротный военный полушубок да валенки.

Весь следующий день провел в Клину в поисках попутного транспорта. Только вечером повезло — поехал прямо в Москву!

На Ленинградском шоссе военный патруль тщательно проверил документы, и нам разрешили въехать в затемненный город. Время позднее — около половины одиннадцатого. Выпрыгнув из кузова грузовика, долго стоял на одном месте. От сознания того, что впервые в жизни нахожусь в столице нашей Родины, сердце начало чаще биться.

Подошел к милиционеру и спросил, как пройти в военную комендатуру. Он объяснил, что она находится на 2-й Мещанской, но, так как скоро начнется комендантский час, я туда не успею добраться. Пропуска для передвижения в ночное время у меня, конечно, нет, и, во избежание недоразумений при встрече с патрулем, милиционер дружески посоветовал:

— Видите, на той стороне площади мерцает синий огонек? Попросите, может, там разрешат вам переночевать.

Открываю дверь. В комнате светло и тепло, за столом сидят несколько сотрудников милиции. Объясняю, что прибыл с фронта в распоряжение отдела кадров наркомата. Проверяют документы:

— Следователь Особого отдела НКВД, свой человек!

Отвели в отдельную комнату с чисто застеленной постелью. Показали, где умыться. Впервые после долгих месяцев сплю не в землянке, не на полу, а в нормальной кровати.

Проснулся поздновато. Умылся, оделся и вышел в дежурку. За столом сидит незнакомый товарищ, — видимо, сменились дежурные.

Надо рассчитаться за проживание в милицейском общежитии. Спрашиваю:

— Сколько я должен заплатить за ночлег?

— Ничего не надо! Мне передали, что вы не были пьяным.

Я в недоумении:

— А при чем тут пьяный или не пьяный?

— Как при чем? Ведь здесь вытрезвитель! — говорит милиционер. — Вы-трез-ви-тель!!! — по слогам повторил дежурный, удивляясь, что я не знаю этого русского слова. Объяснил, что сюда для протрезвления доставляют пьяных!

— А-а-а! — протянул я, в конце концов разобравшись, где переночевал. — А у нас в Литве пьяных просто спускают в холодный подвал.

Невесело улыбаясь, вышел на улицу: уж больно по-чудному получилось — непьющий человек провел первую ночь в Москве в вытрезвителе!.. Ирония судьбы!