Георгий Шонин - Самые первые

На следующий день я уже примерял авиационную форму.

Это были трудные и вместе с тем прекрасные годы. Красивый портовый город, приветливые люди, богатые и своеобразные традиции, плюс пятнадцать лет от роду — все вместе делало жизнь счастливой и полной, несмотря на то, что ремешок был затянут на самую последнюю дырочку. Всего-то и горя, если схватишь пару по какому-нибудь предмету. За это незамедлительно последует нахлобучка от командира роты Резницкого. Даже прозвище «вентиляторы», которым окрестили будущих авиаторов сверстники из одесских мореходок, не омрачало нам жизнь.

В спецшколе среди преподавателей было много участников войны. К примеру, старший лейтенант Чертков, в прошлом летчик-истребитель, а ныне замполит нашей роты. Рассказывали, что в одном из воздушных боев он сбил знаменитого немецкого аса. Правда, сам получил осколок в легкое. Сбитый фашист отдал ему золотые именные часы, которыми был награжден за победы в небе Европы. Были и другие герои. Лишенные возможности снова взять в руки штурвал самолета, они в нас, мальчишках, своих питомцах, видели продолжателей любимого дела и прививали нам любовь к авиации, к избранной нами профессии.

В 1951 году одесская спецшкола была передана в военно-морское ведомство, и в связи с этим нам пришлось сменить «спецовскую» форму на морскую «робу». С трудом привыкали мы к гюйсам, форменкам и бушлатам. А привыкнув, стали носить ее с гордостью и даже с шиком. Форма понравилась, была в ней и строгость, и мужественность, и красота — все то, что так привлекает мальчишек. Короче говоря, мы готовились стать морскими летчиками и гордились этим. Признаюсь, не думал и не гадал я тогда, что через десять лет мне придется опять надеть зеленую, с голубыми кантами авиационную форму, а ставшую уже родной морскую повесить в шкаф и хранить как реликвию.

В августе 1952 года по улицам Льва Толстого, Дерибасовской, Пушкинской на вокзал прошагала последняя наша колонна. Одесская спецшкола ВВС прекратила свое существование. Нас отправили в город Ейск. Там располагалось одно из старейших в стране авиационное училище, созданное в 1918 году по декрету В. И. Ленина.

На второй день после нашего приезда произошел трагический случай. Прошедшая война еще раз больно напомнила о себе. На пляже, где мы отдыхали, взорвалась морская мина, и десять воспитанников погибло, а пятьдесят получили различные ранения. Среди погибших был и мой близкий друг Саша Зинченко, спокойный, рассудительный паренек из маленького украинского городка Прилуки.

Здесь, в стенах легендарного училища, под аккомпанемент авиационных моторов и гул турбин мы и окончили десять классов.

После сдачи экзаменов меня в числе тех, кто прошел медицинскую комиссию и был признан годным к летной службе, направили в так называемую «первоначалку», ВМАУ (военно-морское авиационное училище первоначального обучения).

Всю осень и зиму мы с увлечением штурмовали теорию. И с нетерпением ждали весны.

Наконец пришла она, первая летная весна. Сдаем целую кучу экзаменов и ждем отправления на полевой аэродром. Мечта становится явью.

В первый летный день мы поднялись рано. Настроение такое, будто был большой и радостный праздник. Первый полет, первая проба крыла. Какой неожиданный доселе мир откроется там, в прозрачной голубизне. И пусть за спиной сидит инструктор, пусть пока не ты, а он выполняет почти все элементы полета, а твоя рука лишь «мягко» держит управление, все равно уже чувствуешь себя крылатым. Ты в воздухе, ты летишь!

Но разве все это может идти в сравнение с тем днем, когда тебе впервые в жизни разрешен самостоятельный вылет. Самостоятельный! Занимаю место в кабине самолета, по-хозяйски осматриваюсь и запускаю мотор. Стараюсь все делать неторопливо и основательно. Но глуховатое инструкторское покашливание и его «спокойнее, спокойнее» говорят о том, что я все же тороплюсь и волнуюсь. Последнее напутствие, я закрываю фонарь и выруливаю на исполнительный старт.

«Добро» в наушниках — это и разрешение на взлет, и на мой первый самостоятельный шаг в авиации.

В воздухе, где я остался один на один с небом, мне показалось, что сердце стучит громче, чем поет свою монотонную песню мотор. Нет, о полете простыми словами не расскажешь! Я ликовал. Время прошло одним мгновением. Сделал две посадки, зарулил, с сожалением вылез из кабины самолета. И хотя сам никогда не курил, достаю из кармана комбинезона купленные заранее две пачки «Казбека» и угощаю всех находящихся в «квадрате». Такова традиция. Ребята поздравляют, хлопают по плечу. С благодарностью жму руку инструктора, старшего лейтенанта Полякова.