Дональд Дэвис - Последний человек на Луне

Прежде чем надеть гермошлемы и начать дышать кислородом, мы пошутили об ощущении пустоты в карманах как реакции на «почтовый скандал» «Аполлона-15». Теперь мы могли взять с собой не более дюжины личных предметов, и абсолютно ничего – нуль, пустота, – что могло бы принести нам хоть цент с этого полета. Это значило, что мы должны были разочаровать множество друзей и родственников, которые хотели отправить с нами какую-нибудь безвредную безделушку. Когда один репортер спросил у меня, что я возьму с собой к Луне, я ответил: «Рона и Джека».

На самом деле у меня были с собой американский флаг и эмблемы предыдущих полетов, а также золотые «крылышки», особое кольцо моего отца и памятные вещицы для Трейси, Барбары, мамы и Ди. И все же я был расстроен тем, что новые правила не позволяли взять с собой небольшие знаки благодарности близким друзьям и тем людям, которые подняли этот «Сатурн» в небо.

Облачившись в скафандры и продышав чистым кислородом отведенное время, мы вразвалку вышли наружу. Барбара и Трейси ждали около лестницы, так что я смог еще раз обнять их. Боже, это было так хорошо, но их присутствие еще раз напомнило мне об угрозе терроризма. Возможность того, что какой-нибудь безумец попытается сделать из «Сатурна» дырявое корыто, меня не волновала, потому что я знал, что люди Чарли повсюду. Но безопасность моей семьи беспокоила меня с самого первого дня, когда я узнал об этом, и я постоянно мучился от мысли о том, что они останутся под угрозой, когда я буду на Луне, за 400 000 км отсюда. Кошмарные сценарии многие недели отравляли меня. Что я буду делать, если террористы захватят мою дочь и потребуют, чтобы я осудил свою страну в то время, как весь мир смотрит на нас? Сегодня мне не нужно отвечать на этот вопрос, а тогда я просто не знал.

Мы смогли бросить первый взгляд на собравшиеся толпы, когда наш специальный микроавтобус ехал от гостиницы астронавтов до площадки. Имея на голове большой аквариум, именуемый гермошлемом, я не мог слышать ничего, кроме постоянного шипения кислорода из чемоданчика средств жизнеобеспечения, но я видел, как люди радуются, и представлял себе хор их голосов. Яркие фонари покрывали пятнами света ночной ландшафт на знакомом пути сквозь тьму мимо здания VAB, мимо пресс-центра и вдоль той самой дороги, по которой «Сатурны» вывозили на старт. Прожектор вертолета, висящего над нами, улучшал видимость водителю, потому что на этом этапе игры нам совсем не улыбалось случайно наехать на какого-нибудь зеваку. Вдали в небе скрещивались едва заметные лучи света. Я наклонился головой вперед и почесал нос об небольшой кусок липучки, приделанный к лобовому стеклу как раз для этой цели.

Процесс прохода на стартовую площадку, который я так хорошо знал, на этот раз приобрел какой-то почти религиозный характер. Всё дело было в сотнях тысяч людей, и нас окружало вполне ощутимое общее настроение. Это последний полет «Аполлона»! К моменту, когда мы дошли до лифта, я чувствовал себя совершенно очарованным и улыбался до ушей.

Моя ракета блестела как драгоценность высотой 111 метров, вздымающаяся на фоне ночного неба посреди сцены, в лучах прожекторов. В ней больше не было загадки; казалось, она с нетерпением ждет моего прибытия, и не как какая-нибудь холодная и далекая королева бала, а как неугомонная и уверенная в себе предприимчивая девчонка семидесятых. Моя партнерша в последнем танце, с безукоризненными манерами, была уверена в себе и счастлива, но она трепетала и не могла дождаться начала действия, к которому ее так тщательно готовили тысячи рук и сердец. Я почти мог слышать ее веселый шепот: «Эй, Джи-но, где ты был? Посмотри на всех этих людей! Запрыгивай, дорогой, и я увезу тебя на Луну!»

Лифт медленно поднимался вдоль бока «Сатурна». Передо мной проплыл американский флаг, нарисованный на борту, а затем пробежали снизу вверх и потому задом наперед черные буквы названия SETATS DETINU. Каждый дюйм ракеты был залит светом, и холодные куски тающего льда отваливались от ее кожи. Я ничего не слышал через гермошлем и не мог поговорить ни с кем, кроме как с самим собой, так что не с кем было разделить чудо уединения, которое я ощущал в этот момент. Оно было не повтором «Аполлона-10», а совершенно новым ощущением, усиленным темнотой, полосами света, которые тянулись далеко внизу во всех направлениях, даже на восток, в Атлантику, где вышли на промысел и ожидали лодки, полные зрителей. К моменту, когда лифт дернулся, сотрясся и остановился наверху, я, казалось, видел всё вплоть до Майами.